— Ты ничем мне не обязана. И я сейчас нахожусь там, где надо, — спокойно произносит Мирон. — После планирую отвезти тебя домой.
Всё у него так просто. У меня же в душе полный раздрай.
— Забыла, что ты всегда делаешь только то, что хочешь, — невесело хмыкаю.
— Именно.
— Спасибо, — говорю искренне.
— Пожалуйста.
Боковым зрением вижу, как он меняет позу. Больше не смотрит на меня в упор. Приваливается спиной к стене, складывая руки на груди. В одной из ладоней у него зажат мобильный. На экране то и дело вспыхивают сообщения. Мне даже кажется, что я вижу фотографию Вики, что стоит у неё на профиле в социальных сетях. И моё сердце болезненно дёргается всего на мгновение.
— Что мне делать с зафиксированными побоями от Соколова? Сдать его в полицию? У него и так там проблемы из-за аварии, — меняю тему. — Поговорить с его матерью? Сказать про наркотики? Он всё же твой друг.
Молчать не получается. Тем более сейчас, когда у нас негласное перемирие и мы общаемся почти как нормальные люди.
— Бывший друг. Его проблемы пусть решает он сам или его мать. Думаю, она уже подсуетилась, — задумчиво почёсывает подбородок двумя пальцами. — Я тебя предупреждал насчёт Соколова. Ты не послушала. Не захотела слушать.
— Предупреждал, — не спорю, смотря вперёд. — Но иногда нет возможности выбирать вариант.
— Поясни.
Кажется, я смогла его заинтересовать, потому что Мирон опять меняет позу, поворачиваясь корпусом ко мне.
— Вот когда у тебя или у такого, как Саша, проблемы, что вы делаете? Звоните родителям, которые всегда рядом и готовы помочь, или справляетесь сами, давая кому нужно денег. Деньги решают почти все проблемы, главное, пачку потолще приготовить. И вуаля! У меня была острая нехватка средств. Саша и его мать предложили мне помощь. Я воспользовалась.
И жалею об этом, — добавляю мысленно.
Прохожусь зубами по нижней губе и нервно её закусываю. Обнажать перед кем-то душу для меня тяжелее, чем скинуть перед парнем одежду. Тем более перед Мироном, который вряд ли ответит тем же. Его душа, если она у него есть, спрятана под толщей льда, под которую не пробиться.
— Ты ничего не знаешь обо мне и моей семье, — спустя недолгое молчание проговаривает Гейден.
Я делаю над собой усилие, больше физическое, чем моральное, и смотрю прямо в его серьёзное, без тени улыбки лицо. Чёрные глаза фиксируют мои, не давая разорвать зрительный контакт. Удерживают намеренно.
— Твоя мама чудесная женщина. Отец — ничего про него не знаю, ты прав. Но они оба живы и в добром здравии. Этого всегда достаточно.
Мирон сканирует в ответ моё лицо и чуть наклоняется, приближаясь.
— Ты сирота?
— Да, — произношу, помедлив.
Глава 8
Я настолько устала за день от потрясений, когда мне наконец надевают шейный корсет, в котором предстоит просуществовать несколько дней и вкалывают в ягодицу обезболивающее, совсем не возражаю желанию Мирона довести меня до дома.
Его молчаливое присутствие рядом не тяготит, наоборот добавляет внутренней силы и подпитывает спокойствием. Он сам проверяет справки, которые нам выдает врач, и фотографирует на свой мобильник. Я не возражаю, лишь пытаюсь зевнуть, с закрытым ртом.
Гейден помогает мне забраться в машину и устроится на переднем сиденье. Сам пристегивает ремень безопасности, предварительно откинув мои разметавшиеся по плечам волосы. Задевает грудь, совсем без сексуального подтекста. После нашего дружественного разговора в коридоре больницы, и моего признания Мирон нахмурил брови, и закрылся. С вопросами больше не лез, на мои отвечал сухо и скупо, а потом и во все замолчал.
В машине мы совсем не разговариваем. Меня тянет в сон. На улице сгущаются сумерки, с неба летит мелкий колючий снег, похожий на крупинки манки, он ударяется в лобовое стекло с характерным щурящим звуком. Убаюкивает. Веки держать открытыми становится все тяжелее, поэтому я очень, когда вижу, что мы подъезжаем к моему дому. Ему совсем чуть-чуть осталось быть таковым. Но сегодня я не собираюсь никуда уходить. Посплю в тишине и уюте еще ночь, а затем соберу свои немногочисленные вещи…и…не знаю. Что-нибудь придумаю. Решу. Не в первый раз.
Мирон тормозит около моего подъезда. Характерные щелчки говорят мне о том, что он отстегнул ремни безопасности и снял двери с блокировки.
Аккуратно повернув корпус в сторону парня, смотрю на его хмурый дьявольский профиль с тоской. Сейчас после того, как он провозился со мной весь день, Мирон не кажется мне конченным мудаком, каким он привык себя выставлять. Он умеет делать вполне обычные человеческие вещи. Например, проявлять заботу. И как бы он этого ни отрицал, не старался скрыть за маской безразличия, сегодня я видела в его глазах испуг. И нежность.
— Спасибо еще раз. Я тебе очень благодарна, — произношу, разлепляя пересохшие губы.
— Хватит уже, не Ангел, — мягко говорит Мирон, бросая на меня беглый, но цепкий взгляд. — Помочь выйти? Я могу проводить до двери.