Лучший друг моего парня 2

Он опирается на руки возле моей головы, нависая сверху. Не касается меня ничем другим, лишь терзает нервные окончания в губах и языке. Мирон склоняет голову набок, углубляя поцелуй так, как нравится ему. Сильно и напористо.

Веки не падают, я так и смотрю на его лицо вблизи от моего, не в силах пошевелиться. Рассматриваю трепещущие чёрные ресницы, тёмные спадающие на лоб пряди, которые теперь щекочут и мой, движение его скул и линии челюсти. Хочу дотронуться, погладить, зарыться пальцами в его волосы, притянуть к себе ближе и ответить на поцелуй со всей страстью и любовью, на которые способна.

Я почти делаю это: приподнимаю руку и… прихожу в себя.

Размахиваюсь и толкаю Гейдена в грудь. Упираюсь локтями, создавая между нами расстояние, и отворачиваюсь в сторону, вырывая губы из сладкого и ядовитого плена.

— Что ты делаешь? — выдыхаю рвано. — Зачем?

Первый вдох после поцелуя обжигает лёгкие. Прикасаюсь пальцами к саднящим припухшим губам, стараясь то ли стереть жалящий поцелуй, то ли поймать оставшееся после Мирона тепло.

— А на что это было похоже, неАнгел? Мы целовались, — в его хриплом голосе звучит насмешка.

Мирон и не думает отстраняться, продолжая нависать на вытянутых руках, бессовестно вторгаясь в моё личное пространство. Нарушает границы, переходит все рамки. Будто издевается или ждёт продолжения. Только его не будет.

Я обхватываю себя за плечи и возвращаюсь взглядом к лицу Мирона. Прищуриваюсь. Он в ответ прожигает меня взглядом чёрных глаз. Надо быть дурой, чтобы не заметить, как расширенный и потемневший зрачок полностью захватил радужку.

Мне не нужно смотреть на его пах, чтобы понять, как сильно он возбуждён.

— Да ну? — шепчу. — Зачем? По-дружески?

Во мне зреет протест. Он зреет давно, как нарыв, и вот-вот готов наконец прорваться и выплеснуть наружу всё то, что накопилось внутри. Я не какая-то игрушка или вещь, которую можно брать, когда захочется поиграть, а в другое время полностью игнорировать. Развлекаться и трахаться с другими, делая вид, что меня не существует. Я живая, всё чувствую. Мне больно и обидно до раздирающего жжения в груди.

— Потому что мне так захотелось, — наклонившись вперёд и почти касаясь моего носа своим, произносит Мирон. — А тебе это было нужно. Блеск в глазах и всё такое.

— Херня. Мне ничего от тебя не нужно, — выплёвываю, неотрывно глядя в любимые глаза. — Ничего. Ты ошибаешься, если считаешь иначе.

— Это ты ошибаешься. Я могу предложить тебе кое-что новое.

— Дружбу? — громко смеюсь. — И секс по дружбе? Не интересно! Проваливай! — толкаю его снова. — Поезд ушёл.

— Я так не думаю. Ты хочешь меня так же сильно, как и раньше. Я хочу тебя ещё сильнее, чем раньше.

— Я тебя ненавижу!

Мирон наклоняет голову набок, прикусывает нижнюю губу зубами, оставляя на ней белый след, а затем делает резкий рывок.

И вот он уже касается меня всем телом. Вдавливается в моё, идеально подстраиваясь.

Дыхание сбивается и обрывается снова, потому что он опять меня целует. Теперь уже трогая везде, где ему вздумается.

Ладонью проходится от бедра до груди, безжалостно сминая тонкую и явно дорогую ткань платья, обтягивающего мою фигуру как вторая кожа.

Я начинаю неконтролируемо дрожать и выгибаюсь вперёд, когда Мирон с идеальной точностью находит затвердевший сосок и сжимает его до сладкой боли, до мерцающих звёзд перед глазами и липкой влаги в моих трусах.

Я бьюсь в его руках, стараясь оттолкнуть, ударить посильнее. Разорвать варварский и наглый поцелуй, остановить вездесущие руки, оглаживающие бедро в вырезе платья и мужские мягкие губы, снова и снова атакующие мой рот.

Испускаю капитулирующий стон, вцепляясь в плечи. Притягиваю Мирона ближе к себе, врезаясь ноющей и тяжелой грудью в его твёрдую, ходящую ходуном от частого дыхания. Запускаю пальцы в длинные растрепавшиеся волосы и на секунду жмурюсь от удовольствия, касаясь его языка своим.

Мирон скатывается с меня и ложится спиной на стену рядом. Улыбается и трясёт головой, смотрит исподлобья.

— Бешеная сука, — шипит Мирон, прикрывая тыльной стороной ладони губы. — Ты в курсе, что только что завела меня ещё больше?

Я прикусила ему язык. Со всей обидой и ненавистью, которые живут во мне ровно в таком же количестве, как страсть и любовь. Борются друг с другом не на жизнь, а на смерть, заставляя меня страдать, раздирая на мелкие частички моё сердце.

— Засунь руку в штаны и помоги себе сам! Или попроси более сговорчивую подружку.

— С тобой никто не сравнится, неАнгел.

Бьёт словами. Вскидываю глаза. Мирон смотрит открыто, без намека на насмешку. Что он такое говорит? Зачем? Опять играет?

Рядом с ним я схожу с ума.

Испытываю за короткий промежуток столько разных эмоций, что у меня начинает болеть голова.

— А ты уже пытался сравнить, да? Может быть, и мне надо? Может быть, мне тоже нужно с кем-то переспать, Мирон, чтобы вытравить тебя из своего сер…

Заткнись, Лина. Он больше не услышит от меня слов любви, даже если решит упасть передо мной на колени.

— Ну давай… — растягивая слова, говорит Гейден. — Договаривай.

— Пошёл на хер.

— Только с тобой.

Отскакиваю подальше.