Лучший друг моего парня 2

— Да. Я ему позвонила, ночью. Мирон явно будет против, когда узнает. Они не особенно ладят последние годы. Но Питер остается их с Марком отцом. Этого не изменить. Не думала, что он прилетит. Знаешь, Лина… — она ненадолго замолкает, устремляя взгляд в стену. — Мы не виделись с тех пор, как я подала на развод, собрала вещи и уехала из нашего дома. Общаемся только через адвокатов. Никак не можем поделить имущество. Сначала я ничего от него не хотела, собиралась все оставить и уйти с чемоданом, в который влезли бы только самые необходимые вещи, а потом подумала: какого черта? Я отдала нашему браку и детям больше двадцати лет жизни. Я имею право получить свой кусок. Он оскорбился. Представляешь? Изменял мне всю сознательную жизнь, а когда поймала его с поличным, сделал меня виноватой. Столько я от него выслушала, никогда не забуду. И в любви клялся и с дерьмом сравнял. И все одновременно. Поэтому, милая, не мерь любовь мужчины словами. Мерь поступками и слушай свое сердце. Мое сердце давно подсказывало мне уйти, все ведь перед глазами было… а я… все держалась за осколки счастливых воспоминаний и детей. Не хотела рушить семью, а семьи там как таковой и не было.

Мне кажется, эта речь не предназначалась для моих ушей. Ирине нужно выговориться, а тут я… незваная гостья с полным ртом омлета, не в состоянии вымолвить ни слова.

О разводе родителей Гейдена я знала уже давно, но, что за этим кроется, не представляла. В конце речи голос Ирины дрогнул и надломился.

— Вы такая сильная женщина, я вами восхищаюсь, — произношу негромко, но твердо.

Встаю со своего места и крепко обнимаю маму близнецов.

— Да брось, — тихо смеется, обнимая в ответ. — Обычная разведенка с двумя прицепами.

— Скажете тоже! А я тогда детдомовка с сомнительным прошлым. Стереотипы.

Теперь мы обе смеемся. Ирина разжимает объятия, но продолжает удерживать меня за плечи. Вглядывается пристально в мое лицо, медленно говоря:

— Вот именно, прошлым. Свое будущее мы создаем сами. И мы обе на правильном пути. Я поеду на встречу с Питером и собираюсь смотреть в его лживые глаза с высоко поднятой головой и всем достоинством, которое у меня осталось. А его у меня немало, ты же… Я очень рада, Ангелина, что ты появилась в его жизни. Мирон всегда был трудным, закрытым в общении, никого близко к себе не подпускал. Другое дело Марк, — закатывает глаза, и я понимаю, что она имеет в виду. Внимательно слушаю, каждая крупица информации о Мироне для меня ценна. — Совсем другой человек. Я люблю их обоих и очень горда быть их матерью. Но всегда немного больше сердце у меня болело за Мирона. Такой одинокий и гордый, спрятанный за своей толстой броней. А на самом деле обычный мальчишка, со своими страхами и мечтами. Мне кажется, вы очень подходите другу другу. Он нашел, кого оберегать и любить. Я очень хочу, чтобы у вас все вышло.

— Я тоже очень хочу… — шепчу, потрясенная ее словами. — Но ваш сын такой твердолобый баран! — в сердцах.

Ирина понимающе усмехается:

— И ему есть в кого. Поверь. — У нее звонит телефон, и она отходит взять его со стола, я опускаюсь обратно на свой стул и вновь принимаюсь за омлет. — Помяни черта. Питер уже внизу…

Понимаю, что им нужно поговорить без свидетелей.

— Вы идите без меня, я в больницу подъеду через час. Ну… чтобы не мешать.

— Ты и не помешала бы, но… да, так будет правильнее. Спасибо. Я оставлю тебе шофера, он тебя отвезет куда скажешь, — Ирина сосредоточенно кивает каким-то своим мыслям.

Надевает вызывающе красные туфли на высоченных каблуках, обновляет помаду и, подхватив черную папку в прихожей, выходит из квартиры.

Я ненадолго остаюсь одна. Допиваю кофе и мою грязную посуду после завтрака. Квартира у матери близнецов удивительно светлая, с большими панорамными окнами во всю стену в гостиной и кухне. Тона мебели и краски на стенах холодного бежевого оттенка. В гостиной электрокамин, а на полке над ним ряд фотографий.

Там есть и братья. Всего две фотографии. Где они маленькие — года три-четыре, одетые в одинаковые салатовые куртки и серые шапки с огромными мультяшными глазами на лбу. Трудно определить, кто из них кто. Оба хмуро уставились в камеру, держа в пухлых детских руках по огромному разноцветному леденцу. Их явно заставили сделать это фото, сами же мальчишки хотели наброситься на сладости.

У меня нет ни одной детской фотографии. Все сгорело в пожаре. А те, что сделаны в детском доме, далеки от таких семейных снимков. Поэтому я так надолго зависаю над этой фотографией. Мне кажется, Мирон стоит слева. Я чувствую его энергию и ощущаю какой-то непонятный трепет в районе солнечного сплетения.

Перефотографирую себе этот снимок — на память, и телефон садится… Жаль. Ведь рядом в простой серебристой рамке стоит еще одна фотография. Где близнецы, видимо, запечатлены с Ириной на школьном выпускном. Еще не мужчины, но уже и не маленькие пухлые мальчишки. Длинные, угловатые, и нескладные.