Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина

– Так точно, пойдем, сэр! – отчеканил Файн.

– В штабе сейчас готовят обобщенную справку по всем необъясненным явлениям, которые наблюдались за последние годы. Успеете ознакомиться до старта. Прикиньте стратегию поиска. Тут я вам не советчик.

– Да я все знаю, сэр, – улыбнулся Файн. – Вы и забыли, наверное, а я вам еще сто лет назад говорил, ну, после истории со «Скайуокером», что в Солнечной от чужих скоро будет не продохнуть… В разведке многие собирают данные о чужих. Неофициально, конечно. Начальство об этом и слышать не хочет.

– А я хочу, – сказал Рашен. – И хочу услышать о чужих именно от вас, Эйб. Вернитесь и расскажите мне, что их не было и нет.

– Они есть, сэр. Просто у них пока что до нас руки не доходили.

– Хорошо бы, чтоб при нашей жизни не дошли.

– Это вы зря, сэр, – не согласился Файн.

– Почему? – поднял брови Рашен.

– Потому что уже через несколько лет в Солнечной не останется боевых кораблей. Что же, эти уроды возьмут нас без единого выстрела?

Рашен с усилием потер глаза.

– Несчастные мы люди… – пробормотал он.

– Это точно, сэр, – кивнул Файн.

* * *

Обычно бустер–разгонник пристегивается к кораблю на специальных захватах. Но в случае с «Рипли» картина выглядела с точностью до наоборот. Крошечное суденышко прилепили к громадной бочке и нажали кнопку. Бустер секунду повисел как бы в раздумье, потом выплеснул из хвостовой части сноп пламени и рванул себя в пространство с такой силой, что у коммандера Файна глаза на лоб полезли. В таком положении им теперь суждено было оставаться до самого Пояса, где бустеру полагалось, исчерпав себя, пинком сбросить «Рипли» и отдаться в стальные лапы буксировщиков.

– Что–то у него выхлоп нестабильный, – заметил Вернер, глядя через плечо Рашена на обзорный экран. – Или мне кажется?

– Нормальный выхлоп, – проворчал Боровский. – Сейчас у всех такой. Поизносились кораблики. У нас в шестом отражателе здоровая дырка, а кто ее теперь залатает? Да никто. У главной пушки три импульса до капремонта осталось, и кто его будет делать? В бассейне здоровенный поц нарисован, тоже мне называется – военное судно…

– Ты хоть узнал, кто автор? – спросил Рашен, глядя вслед уходящему бустеру, превратившемуся уже в крошечную точку.

– Какой–то поц, кто еще…

– Кончай ныть.

– Да, сэр. Разрешите обратиться? Слушайте, драйвер, можно я в этот раз вниз не поеду? Тут поработаю.

– Нельзя.

– Прокладки нужно менять в главном шлюзе. Я бы лично проконтролировал…

– Нельзя, – повторил Рашен устало. – Я тебя понимаю, Жан–Поль. Никто вниз не хочет. Но есть такой порядок. Разумный порядок. От космоса нужно отдыхать. Так что будь другом, не расстраивай меня.

Боровский тяжело вздохнул и ссутулился.

– Насчет замены прокладок Энди проследит, – сказал Рашен. – Все будет ОК. Правда, Andrey?

– Конечно, драйвер. Никаких проблем.

Боровский снова вздохнул, на этот раз совсем уж душераздирающе, и прищурился на исчезающую в пустоте точку.

– Бедный Абрам, – сказал он. – Это, конечно, совершенно не мое дело, но… Ох, не хотел бы я сейчас оказаться на его месте.

– А ты бы и не смог, – усмехнулся Рашен. – Ты даже в спецкостюме десять «же» не держишь. А Файн в данный момент идет на двадцати. Вернется живой – возьму на флагман начальником разведки. Пора мужику отдохнуть как следует. Будешь с ним летать, Жан–Поль?

– А он согласится? – усомнился Боровский.

– Ну тогда Медаль за Наглость, – пожал плечами Рашен. – Уж от медали–то он точно не откажется. Ему только дай. Интересно, что он с ними делает. У него этого железа уже килограммов десять.

– Он медали детям поиграть дает. Я сам видел.

– Трое у него?

– Ну.

– И что у вас за манера такая – плодиться, как… не знаю что?

– Так ведь били нас! – гордо сказал Боровский.

– Били – не добили. То ли дело нас – бац, и нету, – Рашен невесело хохотнул. Он все еще стоял к Вернеру и Боровскому спиной, у самого экрана.

– А сколько вас осталось? – спросил Боровский. – Миллион?

– Да что ты… От силы пятьсот тысяч. Ну, не считая полукровок.

– Вас теперь спасут только межнациональные браки, – авторитетно заявил Боровский. – Не понимаю, чего вы так за чистоту породы цепляетесь? Вымрете!

Рашен молчал.

– Тараканы, крысы, голуби и одуванчики, – ответил за него Вернер. – Вот кто не вымер и не вымрет.

– Люди тоже как–то приспособились, – заметил Боровский.

– Не все. Мы очень усталая нация, Жан–Поль. И у нас нет комплекса богоизбранного народа. Стимулов не осталось размножаться, понимаете? Надоело. Сколько можно, в конце концов, заслонять собой Европу то от монголо–татар, то от арабов, то от китайцев…

– Что–то вы ее не шибко от арабов заслонили. Арабов–то мы как раз уделали.

– И ни фига не вы, – вступил Рашен. – Арабов мочили немцы и французы. Китайцев долбали всем миром. А вы, жиды пархатые, с этого дела купонов настригли. Сколько ваших в Совет Директоров пролезло, а?

– А где теперь государство Израиль? – парировал Боровский.

– Там же, где и Россия, – усмехнулся Вернер. – Но вас почему–то стало много, а русских – наоборот.

– Сами виноваты. Могли бы снюхаться с китайцами и поделить мир. Или, наоборот, в НАТО вступили бы.