Лучший экипаж Солнечной

Я заново родился, встретив Кенди. Я стал другим, я избавился от злобы. У меня все хорошо. Но именно поэтому я не смогу остаться в вашем экипаже, когда война закончится. Обидно, ведь это лучший экипаж в моей жизни и, думаю, лучший экипаж Солнечной. Но иначе нельзя. Мое предательство не загладить ничем. Даже если вы скажете, что все нормально, — я себя не прошу. И сделанное мной (точнее, не сделанное) не умаляет моей вины перед вами. Никогда не думал, что человека может до такой степени заесть совесть.

Написал это и понял, что очистился. Мне всегда нравилось плакаться вам и жаловаться, вы уж простите. Теперь у меня есть Кенди, и я жалуюсь ей. Знаете, иногда мне кажется, что она ваша дочь. Вы очень с ней похожи внутренне. А может, все из-за того, что и я, и она — ваши воспитанники. И в том, что мы полюбили друг друга, есть нечто и от вашего большого сердца. Как обидно: я не смог взять от вас самое главное — умение быть верным себе. Я себе изменил и совершил ошибку. Не могу ее забыть. И поэтому ухожу.

Надеюсь, Кенди поймет меня, я ей тоже собираюсь оставить письмо. Пусть хотя бы поймет. Простить она не сможет. Ей нравится флот, нравится летать, нравитесь вы, наконец. Это ее жизнь. Жизнь, которую я мог оборвать. Вы позаботьтесь о ней пожалуйста. Я знаю, ей будет поначалу тяжело. Конечно, я мог бы смолчать. Но сил нет — либо скину камень с души, либо сойду с ума. Память о совершенном предательстве и так уже доводит меня до исступления. Я просто обязан рассказать тем, кто мне дороже всех на свете, о том, как я обманул их.

Только вот сделать это лицом к лицу… Нет могу.

За все надо платить, да, учитель? Вы это знаете. Поэтому никогда не идете поперек совести. И мешаете делать это другим. Вы много лет учили меня думать о последствиях. Помню вашу фразу: «Прежде чем совершить ошибку, подумай, не окажется ли она для тебя роковой». Увы, я плохо выучил урок. Как жаль.

Как обидно, что Кенди — астронавт до мозга костей. Ее любовь ко мне велика, но девочка не знает и не хочет знать другой жизни. На днях она мне это очень доходчиво объяснила. А я ведь плюнул в самое главное, на чем эта жизнь держится. Экипаж — семья, а у меня был за пазухой камень. И то, что он оказался жутко тяжелым, не искупит моей вины.

И все-таки я счастлив. Я узнал, ради чего на самом деле стоит жить. Оказывается, это так просто…»

Текст обрывался. Рашен повертел кусок ткани в руках, но больше не увидел ни слова. Видимо, Эндрю не успел написать, в чем же смысл жизни. Просто не успел.

— Возьмите платок, драйвер, — раздался откуда-то издали голос Боровского. — Ну, что там?

Рашен нашарил протянутый ему платок, утер слезы, высморкался, аккуратно сложил письмо и спрятал его за пазуху.

— Лучший экипаж Солнечной… — тихо произнес он.

— Это он про нас? Ну правильно, — кивнул Боровский. — А что там еще?

— Завещание, — сказал Рашен, поднимая глаза. — И вы его, господа, не видели. Ага?

— Опять русские заморочки, — вздохнул Боровский. — Абрам! Вставай. Пошли-ка, брат, на процедуру.

— И скажите Ди Ланца, что этого письма не было, — приказным тоном, очень напоминающим его былые манеры, заявил адмирал. — Жан-Поль, выясни, кто еще из техников в курсе, и тоже прикажи забыть. Откровенно говоря, пристрелил бы всех, чтобы не было утечки, да, видно, стар уже…

— Выздоравливает, — объяснил Боровский Файну, удивленно вытаращившемуся на адмирала. — Да что такое, драйвер? Почему секретность? Ну хотя бы в общих чертах?

— И тебя убил бы… — прокряхтел Рашен, с видимым трудом поднимаясь на ноги и разгибая спину.

— Будет жить! — радостно воскликнул Боровский. — Таков мой диагноз. Ох, драйвер, как я рад! А то вы меня просто достали этим своим нытьем…

— Я тебя еще битьем достану, — пообещал Рашен. — Ну, идите, вояки, на вечернюю клизму.

— Вам оставить? — ехидно спросил Боровский.

— И побольше, — кивнул Рашен, повернулся и зашагал в ту сторону, где Ива спустилась к краю воды и присела на теплый от солнца бетон. — Лучший экипаж Солнечной… — пробормотал он себе под нос. Лучший экипаж Солнечной… Да, Andrey, так и есть на самом деле. И ты, глупышка, был в нем совсем не последний человек. Ох, как жаль…

Ива встретила адмирала мягкой и чуть рассеянной улыбкой. Рашен сел рядом и понуро уставился в воду.

— Вещи собрала? — буркнул адмирал. — Когда прилетит Фил, у тебя будет совсем немного времени.

— Времени… — задумчиво протянула Ива. — А хорошая у нас радиационная защита, правда?

Адмирал непонимающе уставился на нее.

— Уж какая есть, — буркнул он. — Внешнюю обшивку снять придется и захоронить. И чем скорее, тем лучше. Ужас, сколько работы, проще весь корабль выкинуть. Ты видела, как излучает?

— Я все думаю об Эндрю, — объяснила Ива. — Какую дозу он схватил, как вам кажется?

— Где? — осторожно спросил Рашен, машинально отодвигаясь. Адмирал привык иметь дело с нервными расстройствами у членов экипажа, но откровенных сумасшедших до сих пор стеснялся. «Бедная девочка, — подумал он. — Вот и тебя война достала. Зацепила по самому больному месту. Как жаль». — Где получил?