Лучший гарпунщик

Нас больше никто не преследовал, и остаток дня посвятили устранению повреждений. Глеб, который был не только боцманом, но еще и судовым плотником, призвав к себе в помощь вездесущего рыжего Федьку, заделывал пробоины, сначала в транце, затем в рубке. Экипаж менял и перетягивал перебитые ванты, Вера занималась ранеными. Раненых было двое — матросу Василию три осколка угодили в спину, причинив ранения, как принято говорить, «средней тяжести», поэтому он лежал пластом, обмотанный бинтами, а еще одному матросу, Спасу, осколок угодил в икру, но ничего всерьез не повредил. Вера извлекла его за пять минут и теперь Спас лишь слегка прихрамывал, работая наравне с остальными.

А мы с Иваном сначала пробанили орудийный ствол после боя, а затем Игнатий объявил, что обязанности судового канонира с этого момента будут лежать на мне. А заодно поручил после прибытия на место прикупить снарядов, боекомплект на одно орудие тут был совсем невелик — стоили они дорого, особо не разгуляешься, да и продавали их уже не торговцы, а капитаны рейдов, по специальным разрешениям, к моему удивлению — церковным. А в общем, оказался я в штате судовой команды, в должности судового канонира, хотя знания мои во всем остальном, кроме пальбы из Гочкиса, были более чем скромными — детское увлечение шверт-ботами большой помощи в таком деле не оказало. И поэтому, закончив чистку моего нового «личного оружия», я засел за его изучение, с помощью Ивана-моториста, разумеется. «Учи матчасть!», как говорится, а говорится мудро.

Несмотря на ранения и повреждения, настроение у всех было радостным, даже праздничным, если сказать точнее. Возможность ускользнуть пусть и быстрой, но все же шхуне с малым экипажем от скоростной пиратской яхты с многочисленной и готовой к драке командой — дело великой удачи. Я наши способности к обороне оценивал трезво: еще чуть-чуть, и противник сбил бы нашу пушечку с кормы, никакой щит не выдержал бы прямого попадания даже такого маленького снаряда, или пули из «крепостника», если правильно ей попасть, а затем прижал бы экипаж огнем, после чего лихо взял бы нашу «Закатную чайку» на абордаж. Шансов отбиться у нас не было. Не уверен, что помогли бы гранатометы, у противника таких тоже хватало.

Но все же нынешняя версия допотопного «противоминного» Гочкиса, пусть и чуть увеличенного калибра, нас спасла. Снаряд весом в килограмм — это как по две «лимонки» разом швырять в противника, да еще с такой скоростью, что можно пробивать борта и сбивать снасти, так что недооценивать его не следует. Удивило, как ни странно, немного то, что снаряжены боеприпасы тротилом. Почему-то от окружающего мира ждешь пироксилина в зарядах, а то и вовсе дымаря, все же паруса кругом и винчестеры, хотя ничего сложного в тротиле нет — добудь толуол да обработай смесью кислот. Ну и с правильной глиной смешай. А толуол этот хоть из древесины добывай, хоть из угля, хоть из нефти… хотя нефти я здесь пока не видел ни в каких проявлениях.

Пушка хранилась в ходовой рубке, в длинном деревянном сундуке, обшитом жестью, а во втором таком лежал боезапас, не такой уж большой, кстати. Я всего пятьдесят снарядов насчитал всех видов, и осколочных, и пристрелочных. Да, не крейсер это, не крейсер. Впрочем, пираты, что за нами гнались, вооружены были или точно такой же пушкой, или аналогичной. Все их преимущество было в скорости, маневре и численности, но никак не в артиллерии. С другой стороны, им нас захватить хотелось, а не топить. А вообще немного странно, от них бы следовало хотя бы пары пушек ожидать. Или я чего-то не знаю?

— Ну что, освоил нашу главную силу? — спросил подошедший моторист.

— Освоил. — кивнул я, защелкивая замки на пушечном ящике. — Ничего сложного нет. А часто приходится так вот отбиваться?

— Нет, ты что. — засмеялся он. — На моей памяти — третий раз, а я в море уже лет двадцать, считай. В первый раз не повезло.

— В смысле? — переспросил я.

— Кофе будешь?

— Буду.

— Держи. — он протянул мне кружку, в которой плескался горячий, густой как деготь черный напиток. Я и внимания не обратил, что он уже с двумя порциями ко мне пришел.

Мы отошли к борту, где и уселись прямо на палубу. Иван отставил свою кружку, раскурил небольшую сигару, после чего, отхлебнув кофе, заговорил:

— Я тогда на шхуне «Божье благословение» ходил. Хозяин у нас куда как набожный был, да попустил Господь все равно, прижали нас яхтой и шхуной в Кривом Проливе. Это туда, на восток, почти на самый рубеж турецкой территории. — пояснил он.

— А что занесло?

— Груз брали для поселенцев, вот с ним и вляпались. — ответил он. — Пытались отбиться, да куда там — прижали огнем, высадились на борт, ну и взяли всех. Но повезло, пираты оказались не ватажниками, которые в свободное от остальных дел время за добычей ходят, такими, как сейчас были, а настоящими, с Тортуги.

— Откуда? — переспросил я, решив, что ослышался.

— Тортуга, остров такой, на юг далеко. — пояснил он, махнув рукой, чтобы примерно показать, в какой тот стороне. — Не слыхал?