Лучший из лучших

В своей книге «Одиссея охотника» я описал открытие покинутого города, который туземцы называют Зимбабве, что можно перевести как «Гробница королей».

Я описал, как нашел кусочки золота – чуть больше 50 фунтов – во внутренних двориках огороженных стенами руин. Я также увез с собой одну из древних статуй птиц и хранил этот сувенир у себя до недавнего времени.

Возможно, там еще есть золото и наверняка остались шесть статуй птиц, которые я не смог взять с собой.

В «Одиссее охотника» я намеренно воздержался от указания места, где находятся развалины города. Насколько мне известно, ни один белый пока их не обнаружил, а суеверным африканцам табу запрещает приближаться к городу. Поэтому есть все основания полагать, что статуи по-прежнему лежат на месте.

Учитывая, что в то время, когда проводились измерения, мой хронометр не сверялся много месяцев, координаты города указаны такими, какими я их вычислил на тот момент.

Развалины находятся на той же долготе, что и холм, названный мной Маунт-Хэмпден, – 30°55′ в. д., но на 175 миль южнее, на широте 20°0′ ю. ш.

Затем следовало подробное описание маршрута, которым Зуга добрался до Зимбабве. Указания заканчивались пометкой:

Мистер Родс предлагал тысячу фунтов стерлингов за вывезенную мной статую.

В полдень следующего дня из потрепанного в путешествиях деревянного футляра Ральф вытащил медный секстант, за который выложил десять шиллингов на субботнем аукционе в Кимберли. Зуга проверил секстант с помощью собственного прибора и показал сыну, как определять «местный истинный полдень», чтобы установить широту. Хронометра у Ральфа не было, но неподалеку сливались реки Шаши и Маклутси, что давало приблизительное значение долготы.

Через полчаса вычислений с помощью «Навигационного альманаха Брауна» Ральф определил свое примерное местонахождение и сравнил его с указанными Зугой координатами Зимбабве.

– Меньше ста пятидесяти миль, – пробормотал он, сидя на корточках над картой и глядя на восток. – Шесть тысяч фунтов просто валяются под ногами, – тихо сказал Ральф и в изумлении покачал головой. Такую сумму трудно себе представить!

Он положил секстант в футляр, свернул карту и присоединился к спящей под фургоном троице.

Ральфа разбудил зычный оклик, который эхом отдался от скал над стоянкой.

– Кто осмелился идти по королевской дороге? Кто рискнул навлечь на себя гнев Лобенгулы?

Ральф торопливо выбрался из-под фургона. Солнце почти село, его отблески горели на верхних ветвях деревьев. От вечерней прохлады обнаженная грудь покрылась гусиной кожей. Ральф суматошно озирался, инстинктивно чувствуя, что не следует хвататься за ружье, прислоненное к заднему колесу фургона. Внизу, под деревьями, тени двигались, как живые, – черное на черном, ряд за рядом.

– Выйди вперед, белый человек, – приказал голос. – Скажи, зачем ты пришел, – иначе блестящие копья Лобенгулы покраснеют.

Говорящий вышел из леса на окраину стоянки. За его спиной сомкнулось кольцо черно-белых боевых щитов, окружая весь лагерь.

Сотни воинов оцепили пришельцев. Копья с широкими наконечниками выглядывали из-за щитов – серебристые лезвия блестели на уровне живота. Над каждым щитом покачивался от вечернего ветерка головной убор из страусиных перьев – единственное движение в застывших на месте безмолвных рядах.