Лучший из лучших

В голове помутилось, в ушах зазвенело – Робин чуть не упала, но голос Клинтона привел ее в себя: муж заговорил жестким, решительным тоном, которого она не слышала уже много лет.

– Вы! – сказал он.

Клинтон выпрямился, словно отряхнув прошедшие годы с плеч. Он снова стал высоким, решительным и непоколебимым офицером королевского флота – когда-то капитан Кодрингтон поднялся на мостик «Гурона» с пистолетами и кортиком, бросая вызов тому же самому человеку.

Все еще цепляясь за столб, Робин вспомнила, как он сказал тогда таким же решительным тоном: «Мунго Сент-Джон, ваша слава обгоняет вас, сэр! Первый, кому удалось за год переправить через океан больше трех тысяч душ. Я бы отдал жалованье за пять лет, чтобы заглянуть в ваш трюм».

Желание Клинтона исполнилось только через год: возле мыса Доброй Надежды он ворвался на палубу «Гурона» в дыму пушечных выстрелов, ведя за собой моряков. К сожалению, обошлось это ему гораздо дороже, чем жалованье за пять лет, – его отдали под трибунал, выгнали из флота и посадили в тюрьму.

– Вы осмелились прийти сюда, к нам! – Клинтон побледнел от гнева, голубые глаза, так долго излучавшие нежность, теперь горели ненавистью. – Вы, жестокий торговец рабами, чьи руки обагрены кровью, вы осмелились прийти сюда!

Мунго Сент-Джон все еще улыбался, дразня Клинтона этой улыбкой и блеском в единственном глазу, но голос прозвучал тихо и хрипло, выдавая страдание.

– А вы, вы – добрый и святой служитель Христа, неужели осмелитесь выгнать меня?

Клинтон вздрогнул, словно получил пощечину, и сделал шаг назад. Гибкость юности медленно покинула его тело, плечи привычно согнулись. Он неуверенно покачал лысой головой, инстинктивно повернувшись к Робин.

Невероятным усилием воли Робин взяла себя в руки, оторвавшись от столба. Несмотря на бушующие в душе эмоции, она сумела сохранить бесстрастное выражение лица.

– Доктор Баллантайн! – Луиза Сент-Джон подошла к ступеням крыльца и сняла с головы кепку, из-под которой выпала толстая черная коса. – Я терпеть не могу просить, но сейчас я вас умоляю!

– Мадам, в этом нет необходимости. Я дала вам слово. – Робин отвернулась. – Клинтон, помоги, пожалуйста, миссис Сент-Джон уложить пациента в постель в домике для гостей.

– Хорошо, дорогая.

– Я сейчас подойду, чтобы его осмотреть.

– Спасибо, доктор, огромное вам спасибо!

Робин пропустила благодарности мимо ушей. Луиза пошла следом за повозкой к хижине, отведенной для гостей, а Робин повернулась к дочерям:

– Ни одна из вас, включая тебя, Салина, и близко не подойдет к домику для гостей, пока там находится этот человек. Вы не скажете ни слова ни ему, ни этой женщине и не станете отвечать, если они заговорят с вами. Вы постараетесь не встречаться с ними, а если это все же произойдет и вы окажетесь рядом, то немедленно удалитесь.

Близнецы тряслись от возбуждения, глазенки сверкали, ушки порозовели и насторожились, как у крольчат: вот так денек выдался!

– Почему? – выпалила Вики. Невероятные события заставили ее забыться настолько, что она осмелилась прекословить приказу матери.

Робин подняла было руку, чтобы оттрепать розовое ушко, но потом передумала.

– Потому, – тихо ответила она. – Потому что это не человек, а дьявол, самый настоящий дьявол!

Мунго лежал на железной койке, опираясь на подушку. Едва Робин вошла в комнату, Луиза поднялась со второй койки.

– Мадам, будьте добры подождать снаружи, – бесцеремонно приказала Робин. Она даже не обернулась, чтобы проверить, выполнят ли ее распоряжение, а просто поставила сумку с инструментами на стул возле кровати Сент-Джона. За ее спиной щелкнула дверная задвижка.

Мунго был одет лишь в просторные белые брюки – одну штанину отрезали выше колена. Тело исхудало, хотя оставалось широкоплечим и хорошо сложенным – именно таким его и помнила Робин. Живот втянулся, словно у гончей, ребра выпирали наружу, но кожа сохранила упругость и гладкость, волосы на груди завивались черными колечками, которые не тронула седина.

– Здравствуй, Робин! – сказал Мунго.

– Говорить мы с вами будем только в том случае, если это понадобится для вашего лечения, – ответила она, избегая смотреть ему в глаза.

Робин начала осмотр с ран в боку и спине – пулевые ранения, правда сквозные и полностью зажившие. Она вздрогнула, заметив под одним из шрамов еще один, очень старый рубец. Робин узнала крохотные белые пятнышки стежков, закрывших ножевую рану, – ее собственные стежки ни с чем не спутаешь, больше никто не умеет шить так ровно и точно. Прежде чем Робин сообразила, что делает, пальцы непроизвольно погладили выпуклый рубец.

– Да, – кивнул Мунго. – Это от ножа Камачо.

Робин отдернула руку. Мунго получил рану, защищая ее от португальского работорговца. В ту ночь он спас ей жизнь.

– А это помнишь? – спросил Мунго, показывая оспинку на предплечье. Именно туда она ввела вакцину, когда на «Гуроне» вспыхнула оспа. – Помнишь? – тихонько повторил Мунго.

Упорно не глядя ему в глаза, Робин плотно сжала губы и сняла повязку с его бедра.