Лучший из лучших

Перед двумя новенькими кирпичными домиками, которые построили на месте огромной хижины, стояли четыре королевских фургона, запряженные быками. В них нашлось место немногочисленным приближенным Лобенгулы: двум из старших жен, четырем престарелым индунам, десятку рабов и слуг.

Сам Лобенгула сидел на козлах переднего фургона, нагруженного королевскими сокровищами: сотня больших слоновьих бивней, закупоренные горшки неотшлифованных алмазов, холщовые мешочки с трафаретными надписями «Стандард банк лтд», полные золота, выплаченного за четыре года Британской южно-африканской компанией в соответствии с условиями концессии, – четыре тысячи соверенов, меньше соверена за каждого погибшего воина.

Лобенгула посмотрел на собравшихся вокруг фургона белых. За несколько коротких недель – с тех пор, как бросил церемониальное копье на Холмах Вождей, – король превратился в старика. Горе и отчаяние прорезали глубокие морщины вокруг рта и близоруких слезящихся глаз. Волосы побелели, тело раздулось, потеряв форму.

– Белые люди, передайте вашей королеве, что Лобенгула сдержал слово: ни одному из вас не причинили вреда, – задыхаясь, выговорил он. – Дакетела и его солдаты будут здесь завтра. Если вы пойдете по дороге на восток, то встретитесь с ними еще до заката. – Лобенгула замолчал, переводя дух. – Идите. Мне больше нечего вам сказать.

Подавленные и странно пристыженные, они гуськом вышли из ворот козьего загона. Остались только Кодрингтоны.

Близнецы стояли по бокам Робин. В двадцать один год они были одного роста с матерью: ясные глаза, блестящие волосы здоровых молодых женщин – все трое выглядели сестрами. За их спинами ссутулился Клинтон Кодрингтон. Сгорбившийся, лысый, одетый в неброский костюм, позеленевший от времени, лоснящийся на обшлагах и локтях, – с виду он годился в отцы не только близнецам, но и Робин.

Король смотрел на них с горьким сожалением.

– Номуса, в последний раз ты радуешь мой взгляд, – сказал он.

– О король, мое сердце горит, когда я думаю о том, что случилось и какой совет я тебе дала.

Лобенгула поднял руку, призывая к молчанию:

– Не мучай себя, Номуса. Много лет ты была верным другом и сейчас поступила как друг. Ни ты, ни я не могли ничего изменить: пророчество исполнилось – исполнилось так же наверняка, как листья опадают с деревьев, когда приходят морозы.

Робин подбежала к фургону, Лобенгула склонился, принимая протянутую руку.

– Молись за меня своим трем богам, которые едины, Номуса.

– Бог услышит тебя, Лобенгула, ты хороший человек.

– Ни один человек не бывает во всем хорошим или во всем плохим, – вздохнул король. – Пора, Номуса. Дакетела с его солдатами скоро будет здесь. Передай ему слова Лобенгулы: «Я разбит, белые люди, мои отряды уничтожены. Позвольте мне уйти, не преследуйте меня; я больной старик, который хочет найти место, где можно оплакать мой народ, и спокойно умереть».

– Я передам, Лобенгула.

– Номуса, думаешь, они послушают?

Она не смогла посмотреть ему в глаза и опустила взгляд:

– Ты же знаешь, что нет.

– Бедный мой народ, – прошептал Лобенгула. – Номуса, позаботишься ли ты о моем бедном народе, когда я уйду?

– Клянусь тебе, о король, я останусь в Ками до самого дня моей смерти, посвятив жизнь твоему народу! – горячо заявила Робин.

Лобенгула улыбнулся, в его взгляде снова блеснули озорные искорки.

– Номуса, я даю тебе разрешение, в котором отказывал все эти годы. С сегодняшнего дня любой матабеле – мужчина, женщина или ребенок, пожелавшие этого, – может прийти к тебе, чтобы ты полила водой его голову и сделала над ним крест трех богов.

Робин молчала, не находя слов для ответа.

– Оставайся с миром, Номуса, – сказал Лобенгула, и его фургон медленно выкатился из ворот загона.

На вершине холма над королевским краалем Клинтон Кодрингтон натянул поводья, останавливая мула, и ощупью нашел руку Робин. Сидя в небольшой двухколесной повозке, они смотрели вслед королевским фургонам – облачко пыли, поднятой копытами быков, исчезало на северном горизонте, за травянистой равниной.

– Его никогда не оставят в покое, – тихо сказала Робин.

– За Лобенгулой они и охотятся, – согласился Клинтон. – Без него Джеймсон и Родс не смогут отпраздновать победу.

– Что с ним сделают? – грустно спросила Робин. – Если поймают…

– Наверняка сошлют, – ответил Клинтон. – Скорее всего, на остров Святой Елены, как Кечвайо.

– Бедняга, – прошептала Робин. – Он застрял между двумя эпохами: наполовину дикарь, наполовину цивилизованный человек; наполовину жестокий деспот, наполовину застенчивый и ранимый мечтатель. Бедный Лобенгула!

– Папа, да посмотри же! – воскликнула Вики, показывая на восток.

Над верхушками деревьев вдоль ухабистой дороги поднимался столб пыли. На равнину выехал отряд всадников, сверкая оружием и знаками различия.

– Солдаты, – прошептала Лиззи.

– Солдаты! – радостно повторила Вики. – Сотни солдат!

Взбудораженные близнецы восторженно обменялись понимающими взглядами.

Клинтон взялся за поводья, но Робин покрепче ухватила его за руку.