Лучший из лучших

Он толкнул возницу вперед, заставляя броситься в жуткую щель, которая словно расколола землю до самой сердцевины. Беспорядочно размахивая руками в попытке обрести равновесие, возница неуклюже прыгнул через разлом: полы разорванной куртки взлетели над головой, и бедняга врезался грудью в дальний край трещины и повис над пропастью, бестолково брыкаясь, цепляясь руками за скользкую грязь. Опоры не было, и он стал соскальзывать в разлом.

Ральф понимал, что разбежаться для прыжка невозможно, – придется прыгать с места. С каждой секундой трещина становилась все шире – теперь до противоположного края уже десять футов. Проваливающаяся земля дрожала под ногами.

Опустившись на колено, Ральф оперся рукой, резко выпрямился, как отпущенная пружина, и высоко взлетел над проседающей дорогой.

Сила прыжка удивила самого Ральфа: он перескочил извивающегося возницу и приземлился на твердой почве, невольно пробежав несколько шагов, прежде чем остановиться.

За спиной взвыл несчастный возница: он съехал вниз еще на несколько дюймов, хотя отчаянно цеплялся за землю. Под его пальцами расползалась сеточка мелких трещин, параллельных основному разлому.

Ральф бросился на помощь. Упав на землю, он схватил покрытое грязью запястье и понял, что долго не удержит: скользит, что свежепойманная рыбина в руках. Остатки дороги продолжали сыпаться; рушились жидкая грязь и утрамбованный гравий, круша все подряд – людей и животных, словно челюсти безмозглого чудовища, перемалывающие добычу.

Дорога номер шесть перестала существовать, по дну карьера расползлась паутина глубоких черных трещин. Люди в шахтах казались хрупкими насекомыми – они бессмысленно суетились, но их слабые крики ничего не меняли.

Ральф увидел отца: он единственный стоял, гордо выпрямившись, и глядел вверх – даже на таком расстоянии было видно, какой у него решительный взгляд.

– Держись, сын! – донесся голос Зуги, едва различимый в гуле и грохоте. – Они идут, держись!

Земля под Ральфом зашуршала, нетерпеливо вздрогнув: вес возницы увлек юношу еще на один дюйм вниз.

– Держись, Ральф!

Через зияющую глубину пропасти Зуга протягивал руки к сыну жестом страдания и любви, который был красноречивее всяких слов.

Внезапно мозолистые ладони схватили Ральфа за лодыжки; за спиной послышались крики, щеку задела шершавая пеньковая веревка. Юношу захлестнула волна облегчения, когда повисший над пропастью возница просунул свободную руку в брошенную сверху петлю и веревка натянулась. Ральф выпустил скользкое запястье и пополз подальше от края.

Он посмотрел на Зугу – на таком расстоянии выражения лица не разглядеть. Отец отвернулся и с невозмутимым видом махнул рукой, приказывая матабеле включиться в спасательные работы.

Спасатели работали весь день. В кои-то веки старателей объединила общая цель.

Комитет старателей закрыл все шахты и распорядился вывести людей с непострадавшей территории. Пять уцелевших дорог объявили закрытыми для любого движения: высокие насыпи угрожающе возвышались над головой в серебристых облаках моросящего дождя.

На остатках осыпавшейся дороги номер шесть копошились старатели – те, кто не мог выбраться наверх, потому что обрушились лестницы и площадки с подъемными механизмами. Здесь не было представителей комитета, и Зуга Баллантайн, прирожденный лидер, быстро оказался во главе спасательных работ. Он разметил положение повозок и возниц на дороге в момент обвала, разделил присутствующих на группы, и они принялись копать в тех местах, где, по мнению Зуги, были завалены люди и животные. Старатели вгрызались в бесформенные, предательские завалы, горя ненавистью и страхом, радуясь, что избежали участи быть погребенными под грудами желтой грязи.

В течение первого часа откопали выживших: кто-то чудом оказался под перевернутой повозкой, кого-то прикрыло тело мертвого мула. Один из откопанных счастливчиков самостоятельно поднялся на дрожащих ногах, и спасатели разразились истерическими криками радости.

Три мула, включая старину Бишопа, пережили падение с насыпи, остальные сильно пострадали от разломанных повозок. Сверху передали пистолет и коробку патронов. Оступаясь и поскальзываясь, Зуга ходил от упряжки к упряжке, расстреливая несчастных животных, которые с громким ржанием брыкались, лежа в грязи.

В это время на поверхности группы старателей под руководством членов комитета вязали веревочные лестницы и наспех сооружали подъемники, чтобы поднять мертвых и раненых. К полудню пострадавших вытаскивали наверх – привязанные к доскам, они, покачиваясь, поднимались из карьера.

Потом начали находить трупы.

Последний мертвец лежал, свернувшись, словно зародыш, в холодном чреве земли. Зуга и Базо, плечом к плечу, наклонились в вырытую яму, схватили безжизненно торчавшую кисть и дружным усилием вытащили тело. Жижа хлюпнула, выпуская труп наружу – будто младенец появился на свет из родового канала. Вот только конечности свело трупное окоченение, а глазницы залепила грязь. Другие руки подхватили тело, унося его прочь. Зуга со стоном выпрямился: переутомленные мускулы сковывал холод.