Лучший коп Мегаполиса (СИ)

Она обернулась ко мне и вдруг застонала и толкнула Лонго.

— Торнадо! За что тебя любят такие женщины! Ты же просто дикий бык и ничего больше! Вас зовут Лора? Вы с Земли? Я обожаю землян! — она тут же оказалась рядом с мужем и прижалась к нему. — Это у нас семейное! Торнадо тоже любит землян, хоть и говорит, что не лю­бит! Он заявляет, что земляне произошли от алкорцев. А какая разни­ца? Нино! Ты когда-нибудь кого-нибудь завоёвывал? Кроме меня! Нет!

Она приземлилась в своё кресло. Мужчины наконец-то смогли об­меняться рукопожатием и занять места. Площадка плавно отплыла от порога и унеслась в ночь, петляя меж разноцветных призрачных арок и колонн.

— Торнадо любит землян, — уверенно повторила Зирфа, сердито глядя на Лонго. — Он терпеть не мог всех моих мужей, хотя они были ормийцами, а некоторые, как и он — горцами, а у него горец — это ормиец высшего качества. Но он их всех терпеть не мог, а одного даже выкинул в окно. А Нино он любит. Ты любишь Нино, Лонго?

— Да, — улыбнулся он, с нежностью глядя на женщину.

— Лонго в детстве был ужасным! — не унималась она. — Он думал только об оружии и о войне. Он совершенно не обращал на меня внима­ния, хотя мы жили в одном селении, были дальними родственниками, и я совершенно потеряла голову из-за его глаз! Но ему глаза были нужны только для того, чтоб высматривать алкорцев и императорских солдат и це­лится в них. Самой большой ошибкой императора был тот приказ о при­зыве на военную службу горцев, по которому Лонго и увели от нас! Он на несколько лет ускорил свой политический крах! Вы знаете, как они брали императорский дворец? Их было пятьдесят человек на шести бро­нетранспортерах, а дворец охраняли три тысячи отборных воинов. На всю операцию ушло всего полтора часа. Там были груды трупов, а из горцев погибли только пятеро. Лонго руководил той десяткой, что очищала правое крыло дворца…

— Хватит, — спокойно, но повелительно произнёс Лонго, и Зирфа в тот же миг смолкла.

Она сидела так скромно и тихо, что было совершенно невозможно представить, что это она только что щебетала, не давая никому и слово вставить. Нордони рассмеялся:

— Чем хороши ормийки, так это тем, что слово мужчины для них закон.

— Неоценимое достоинство, — кивнул Лонго.

Зирфа гордо взгляну­ла на меня.

— Да, ты видимо понял это, познакомившись с инопланетянками, — иронично заметила я.

— Ты меня на этот счёт тоже не огорчаешь, а о других я просто не помню, — совершенно серьёзно ответил он.

Неожиданно во тьме вспыхнул столб алого цвета. В установившейся тишине тревожно зазвучали барабаны, и я невольно напряглась. Прямо в центре алого свечения возникла серебряная женская фигура. Это была высокая красавица с тонкой талией, широкими бедрами и длинными ногами. Ее узкие покатые плечи плавно переходили в тонкие изящные руки. Длинные распущенные волосы облаком парили над головой. Она изогнулась в невесомости и, превратившись в тугой натянутый лук, вы­плыла из столба, который начал постепенно меркнуть. Барабаны смолк­ли. И в следующий момент она запела так, что сердце сжалось у меня в груди. Это было настоящее пение сирены, отнимавшее разум и вселяю­щее смятение в душу. Она пела на незнакомом мне языке. Тихая и про­тяжная вначале мелодия становилась всё более страстной и громкой. Серебряная фигура металась в фантасмагорическом танце под собствен­ное пение. Неожиданно она метнулась в нашу сторону и замерла в нес­кольких метрах. Я увидела её лицо — страстное и прекрасное лицо си­рены, с чёрными омутами глаз, в которых, наверно, так просто было бы утонуть. Она парила в пространстве, с мольбой глядя на Лонго. Её голос срывался, возносился в горние выси и бессильно опадал. Он дро­жал от смятения, звенел от отчаяния, пламенел от любви. Это был гимн гибнущей в огне чувств душе, и мне вдруг показалось, что она поёт обо мне, о моей боли, которая всегда будет со мной, о моей тоске, кото­рая встретила меня в юности и не покинет никогда, о моей надежде, которая из последних сил вытаскивает меня из пропастей одиночества и вдыхает жизнь в помертвевшее от разлук сердце.

— Ты плачешь? — услышала я шепот Зирфы.

Я посмотрела на неё. По её смуглому личику катились слёзы. Серебряная сирена тоже плакала, глядя на Лонго. Он сидел, отки­нувшись на спинку кресла. Когда она смолкла, он усмехнулся и отвёл взгляд. Она подлетела к столику. Зирфа вскочила и бросилась обнимать её.

— Это было чудесно, Сапфира! Ты настоящая весталка!

— А ты как думаешь, Лонго? — глубоким голосом спросила она.

— Весталки не поют в ресторанах, Сапфира, — покачал головой он.

— Ты не меняешься, майор, — пожала плечами она. — Потанцуйте, дети, порадуйте старую колдунью, а я вам спою.

Она соскочила с площадки и унеслась прочь. Издали послышалась горячая мелодия ормийского танца. Лонго посмотрел на меня.

— Иди, — улыбнулась я.

— Ты не возражаешь? — спросил он у Нордони.

— Господи! Он ещё спрашивает!

Лонго подхватил Зирфу, и они вдвоем спрыгнули с площадки в звенящую звёздами ночь. Огненный танец закружил их, и яркие лучи хороводом понеслись вокруг.