Лучший мир

Причём сама мадам Женуа, как выяснилось, жила в США, у дочери, удачно вышедшей замуж за американца, и свою недвижимость навещала всего пару-тройку раз в год. Так что большую часть времени дом стоял полностью свободным. И она уже через неделю предложила им «пожить у неё». Вследствие чего у них с Ванькой появилась, так сказать, «операционная база» на первое время.

В Андорре тоже всё прошло более-менее. Оставив Ваньку на недельку на попечение мадам Женуа, Алекс метнулся в Андорру-ла-Велья, где сумел получить доступ к части своих счетов. А на обратном пути завернул в Марсель, где благодаря вновь сработавшему «закону повторения криминального жизненного пути» запустил процесс получения документов. Несмотря на некоторые изменения в составе местной криминальной «команды», ключевые её игроки оказались теми же… то есть, вернее, некой сборной солянкой из «игроков» двух предыдущих тактов, только частично разбавленной совершенно новыми лицами, так что установление контакта прошло вполне успешно.

На руки документы удалось получить только через месяц. И наличие ребёнка всё же внесло свои коррективы. Так, его попросили хотя бы некоторое время не выезжать никуда далеко за границу. А за «охраняемую» и вообще… И по возможности избегать мест, запросы из которых, в случае чего, пойдут через центральный аппарат министерства внутренних дел. Ненадолго. На годик-другой. Иначе можно спалиться… Потом можно. Но понятно, что в ситуации Алекса этот «годик-другой» был синонимом «никогда». Так что дорога в США и Россию ему в этом такте была, считай, перекрыта…

В самой же Андорре на этот раз устроиться не удалось. Дом, который Алексу удавалось купить парочку предыдущих тактов, на сей раз оказался уже куплен каким-то толстосумом, которого предложение Алекса по выкупу совершенно не заинтересовало. А других домов, которые подходили бы им с Ванькой по удобству, уединённости и при этом достаточной логистической доступности, отыскать не удалось. Но зато удалось договориться о длительном съёме жилья с мадам Женуа, которая, несмотря на удивление, вызванное тем, что «бедный эмигрант» оказался не таким уж бедным, отнеслась к этой идее вполне благосклонно. Но не сразу.

– Я не люблю, когда в моём доме живут посторонние люди. Поэтому и не сдавала его, – заявила она сначала. Однако затем добавила: – Но вы вроде как мне уже не посторонние. К тому же такому славному малышу следует расти именно в таком историческом и величественном месте. Только тогда он сможет вырасти настоящим французом!

Слышать подобное от жительницы США было несколько неожиданно. Но Алекс сдержался и энергично закивал, натянув на лицо выражение абсолютной благодарности…

Первое, чем занялся парень, когда более-менее обустроился, это зарылся в местный вариант интернета, пытаясь разобраться в причинах столь экстравагантного поступка жены. Родить сына, обвенчаться и… отбросить всё это? А как же все её рассуждения о долге? Разве долг женщины не состоит, кроме всего прочего, ещё и в том, чтобы быть хорошей женой и матерью? Как и мужчины в том, чтобы быть хорошим мужем и отцом.

Увы, дело оказалось именно в долге. В том, как Эрика его для себя понимала. «Обезопасив», как ей казалось, мужа и сына, графиня фон Даннерсберг объявилась в Германии, где стала изо всех сил пытаться воспрепятствовать приходу к власти в стране национал-социалистов. Она выступала на митингах, а также собраниях промышленников и финансовых воротил, печатала статьи в газетах, где заклинала и требовала только одного: «Остановить нацизм!» Её не слушали, над ней смеялись, её называли сумасшедшей. Высший свет заклеймил её прозвищем «Красная графиня» и отвернулся от неё… А двадцать четвёртого марта тысяча девятьсот тридцать третьего года, на следующий день после принятия рейхстагом «Закона о ликвидации бедственного положения народа и государства», давшего канцлеру Германии и лидеру национал-социалистической рабочей партии Адольфу Гитлеру почти неограниченные полномочия, она попыталась убить его и была забита насмерть коваными сапогами озверевших штурмовиков, превратившими одну из самых красивых женщин планеты в окровавленный кусок мяса.

Прочитав это в первый раз, Алекс долго сидел, откинувшись на спинку кресла и стиснув веки, из-под которых всё равно вовсю катились крупные слёзы…

С СССР же всё оказалось… в полном соответствии с «законом разрушающего касания Алекса». Как он сам иронично называл выведенную им закономерность, согласно которой всё, чего он только не касался, сразу после этого становилось не лучше, а хуже.