Лучший муж за большие деньги

– Я тоже очень виноват, Бренд. Я не хотел верить, что Сесилия предпочла тебя, поэтому наговорил такого, чего ни один мужчина не должен говорить другому. Прости, – он протянул Бренду руку.

Бренд схватил её и горячо пожал. С удивительным для него самого удовольствием Энтони осознал, что они снова могут быть друзьями. По правде говоря, он скучал по Бренду гораздо больше, чем по Сесилии.

Эмма, ообрительно взиравшая на всё это, незаметно кивком указала ему в сторону двери. Поняв намёк, Энтони завершил рукопожатие.

– Ты тоже меня прости, Сесилия. Я не хотел навредить вашему браку.

Она сквозь слёзы улыбнулась ему.

– Большую часть вреда нанесли мы с Брендом сами. Теперь всё будет лучше, правда, дорогой?

– Конечно, милая. Клянусь тебе, – Бренд наклонил голову и страстно поцеловал свою жену, одной рукой притянув её к себе. Воздух в комнате был наполнен сексуальным напряжением.

Понимая, что их дальнейшее присутствие не требуется, Энтони поднял сюртук. Затем они с Эммой тихонько вышли из галереи.

– Я и забыл, какая Сесилия – лейка, – пробормотал он, закрывая за собой дверь. – Слава богу, ты не такая.

Надев сюртук и поправив галстук, Энтони обнял левой рукой жену за плечи, и они направились вниз.

– Это было очень своевременное вмешательство, дорогая, – сурово сказал он. – Но никогда больше не смей вставать между двумя вооружёнными мужчинами, или мне придётся тебя поколотить. Тебя же могли убить.

– Если ты каждый день будешь мне что–нибудь запрещать под страхом побоев, – ответила она с наигранной застенчивостью, – то очень скоро мне останется только сидеть у камина с книжкой.

Он улыбнулся, но улыбка скоро померкла.

– Кто бы мог подумать, что жестокие слова, которые я в сердцах бросил Бренду девять лет назад, приведут к таким ужасным, долгим последствиям. Я почти разрушил его брак. Богом клянусь, Эмма, я не хотел, чтобы так случилось.

– Слова – сильное оружие, Энтони, – тихо сказала она, – особенно, сказанные в гневе кем–нибудь, вроде тебя, кто так сильно влияет на людей.

«Всё легко тебе достаётся. Слишком легко».

– Если у меня и есть власть, то я плохо ею распорядился, – сказал Энтони, чувствуя отвращение к самому себе. – Я прожил свою жизнь поверхностно, скользя от одного к другому без единой серьёзной мысли в голове.

– Это, вероятно, правда, – ответила Эмма с подавляющей объективностью. – Но, как сказала Сесилия, они сами себе навредили. Если бы хоть один из них набрался смелости и признался другому в своей любви, они бы избавили себя от многих несчастных лет.

– Возможно, теперь их брак станет только крепче после такого испытания. Я на это надеюсь.

– Знаешь, ты ведь использовал свой дар управляться со словами и во благо, – тихо произнесла Эмма. – Мне кажется, я помню каждое дружеское слово, которое ты сказал мне, когда я была ребёнком. А их было много, хотя ты и не мог быть особенно заинтересован в некрасивой, робкой девочке намного младше себя.

– Был ли я добрым Эмма? Очень надеюсь, – он печально улыбнулся. – Вынужден признать, что почти не помню наших встреч. Ты была просто одной из кучи младших Вонов.

Они подошли к арке, разделявшей два зала. Над ней висела ветка для поцелуев, поэтому он остановился и повернул Эмму к себе лицом. Когда он вглядывался в волевые, правильные черты её лица, ум и теплоту в её глазах, он удивлялся, как он мог когда–то считать её некрасивой.

– Я не хочу, чтобы мы стали похожими на Бренда и Сесилию, которые ранили друг друга, не открывая своих истинных чувств, – он усмехнулся. – К счастью, с твоей пугающей правдивостью, думаю, нам это не грозит.

Она опустила глаза.

– Если я должна быть честной до конца, тогда придётся признаться, что я всегда тебя любила, Энтони, даже когда была ребёнком. Когда мистер Эванс упомянул о твоих безнадёжно стеснённых обстоятельствах, я отказалась от всех остальных кандидатур и прямиком побежала к тебе, надеясь, что ты достаточно отчаялся, чтобы жениться на мне, – сказала она, запинаясь. – К счастью, так оно и было.

Она снова посмотрела на него. Её большие глаза, которые в этот вечер казались скорее серыми, чем зелёными, смотрели на него без надежды или иллюзий. Она не ждала любви, но она заслуживала честности.

«Так что же он испытывал к женщине, которая была его женой? Уважение, конечно. Определённо, желание. Симпатию, стремление защитить и ещё сотни других чувств. Словно ощутив удар молнии, он внезапно понял, что на самом деле он был в неё влюблён. Это было так очевидно. Так правильно. Страсть, близость и смех между ними были теми самыми правдивыми вещами, которые полностью отличались от его мальчишеского увлечения Сесилией».

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы привести в порядок разбредающиеся мысли. Потом, глядя ей в глаза, он сказал:

– Я не могу похвастаться тем, что любил тебя большую часть своей жизни, Эмма, но, к моему собственному удивлению, мне кажется, я до безумия в тебя влюбился.