Лучший мужчина

— А еще вам придется самим стелить спальные мешки, скатывать их, ставить палатки в случае непогоды. К тому же с завтрашнего дня будете учиться работать с небольшими стадами лонгхорнов на пару. А вы, Алекс, на следующий день приготовите завтрак для всех двенадцати, затем отвезете повозку с полевой кухней на шесть миль в прерии и там приготовите обед, а потом вернетесь сюда и сделаете ужин.

Она его ненавидела. Никакой почтительности, никакого уважения к женщинам! Этот грубиян ни разу не похвалил ни одну из них, ни разу не пожалел, а требования предъявлял непомерные. Он обращался с ними, словно с последними батраками. Кипя негодованием, Алекс установила коляску на тормоз и выстрелила, вымещая всю свою ненависть на соломе. Фредди и Лес переглянулись и тоже выстрелили. Алекс не замечала ни грохота, ни дыма, она стреляла не задумываясь, не заботясь о том, попадет хоть одна ее пуля в мишень, и остановилась только тогда, когда кончился весь магазин.

— Стоп! — крикнул Фриско посреди неожиданно наступившей тишины. Сдернув шляпу, он швырнул ее на землю, тряхнул головой и, едва шевеля губами, чуть слышно выругался. Сестры не имели удовольствия расслышать его пассаж, но высказывался он не меньше минуты. Затем, сделав глубокий вдох и выдох, отчетливо произнес: — Хорошо. Вы только что разрядили пистолеты, заставив пули летать по всему ранчо. Теперь вы кое-что узнаете о револьвере, научитесь его заряжать и чистить. А затем вы все повторите сначала, на этот раз мы будем стрелять как полагается.

Все три сестры смотрели на него, и все три произнесли в унисон:

— Я тебя ненавижу.

На следующее утро сеньора Кальвас постучала в спальню к Алекс и напомнила, что ей предстоит на заднем дворе готовить завтрак. Алекс села в постели и, убирая со лба локон светлых волос, пожалела, что не умеет ругаться, как Фредди.

И конечно же, не кто иной, как Фредди, первой высказалась по поводу ее стряпни, ради которой они с Лес встали ни свет ни заря.

— Что это за мерзость?

— Это шпик или, по-вашему, бекон, но вместо свинины — говядина с яйцами, — поджав губы, ответила Алекс.

Всю ночь шел дождь, и земля все еще была мокрая, так что Алекс пришлось приложить дьявольские усилия, чтобы развести огонь. Жир разбрызгался, испачкав платье, и мясо подгорело. Проживи она хоть сто лет, ей все равно не научиться обращаться с сырым мясом. Алекс противно было даже притрагиваться к нему. Что касается яиц, ни одно из них не покинуло скорлупы, оставшись с целым желтком.

Лес повертела в руках бесформенную лепешку.

— Полагаю, это бисквит?

— Обычно у меня лучше получается.

Подняв голову, Алекс смотрела на Фриско, предчувствуя взрыв негодования и возмущенную тираду.

— Что вы скажете?

— Ничего. — Дэл жевал, ожесточенно работая челюстями. — Разве только то, что вы, вероятно, не будете пользоваться у персонала особой популярностью.

Взяв в руку вилку, он потыкал на всякий случай яичницу.

Фредди отодвинула тарелку.

— Я замерзла, устала, и мне не нравится есть, сидя на земле. — Она смотрела на Фриско с вызовом. — Я иду в дом!

— Вы с Лес пойдете в конюшню и оседлаете лошадей, — сказал Фриско, потыкав ножом в одну из лепешек.

Алекс заметила этот жест и поджала губы.

— Когда мы сможем отдохнуть? — прошептала Лес, опустив голову. — У меня все болит, и я так устаю, что не могу думать.

Теперь, когда солнце поднялось высоко, Алекс заметила на скуле Лес новый синяк. С нелегким сердцем она сказала себе, что этот синяк появился не в результате общения с Хэмом — первое, что пришло ей на ум, — а в результате работы с лонгхорном. Первая версия казалась слишком уж омерзительной, чтобы быть правдоподобной.

— Целый день для отдыха я выделить вам не могу, — сообщил Фриско и обвел взглядом всех троих. — Если вы так сильно устаете за день, ложитесь спать пораньше.

— Фредди, подойди сюда! — закричала Алекс, окликнув идущую к дому сестру. — Ты не уйдешь отсюда, оставив тарелку брошенной на земле. Ты должна положить ее в… в…

Алекс беспомощно взглянула на Фриско.

— В лохань для отмокания.

— В лохань, — повторила Алекс. — Очисти тарелку от остатков пищи — вот сюда, в помойное ведро. Затем опусти тарелку в лохань с водой — вон там, на рабочем столе.

Стиснув зубы, Фредди сделала, как велела Алекс, после чего заявила:

— Это была самая худшая еда из той, которую я отказывалась есть. Мы все умрем от истощения еще до Абилина.

Алекс бросила свою вилку в лохань с водой.

— Это уже не будет иметь значения, поскольку мы растеряем все стадо задолго до Абилина. Если пасти его будешь ты, которая распугала всех коров и чуть не выпустила их в прерии.

Значит, Алекс тоже наслышана о вчерашнем неудачном «представлении».

Алекс смотрела вслед сестре, уверенно шагающей к дому, чувствуя, что готова возненавидеть Фредди на всю оставшуюся жизнь, да и Лес тоже. За мытьем посуды Алекс со всевозрастающей жалостью к себе вспоминала свое детство, отрочество и юность, проведенные с мачехами, не любившими и почти не замечавшими ее. По их мнению, она существовала лишь затем, чтобы присматривать за их младенцами.