Лучший парень

Вилкинс не очень-то хотел рассказывать кому бы то ни было про эту историю с волшебством – никто бы не понял; но что касается его самого, то он никогда не чувствовал себя в полном порядке, если, работая в гараже, одевал что-нибудь другое место своих изобретательских брюк.

Где-то он прочитал, что Фред Астер носил любимую пару танцевальных туфель в течение многих лет после того, как они износились, и дошел до того, что в промежутках между сменой подметок клал внутрь газеты.

Да, носил Бернард Вилкинс изобретательские брюки. И, черт побери, его совсем не интересовало, что о них думают другие. Он поскреб на кармане пятно от желтка и чмокнул, прижав зубочистку к губе.

– Вилкинс – это имя, – напыщенно подумал он, потакая своему тщеславию. – Изобретательство – это игра.

Сейчас он изобрел способ уничтожения садовых вредителей. Конечно, в продаже был ультразвуковой прибор, отпугивающий сусликов, и еще какая-то запатентованная штука чтобы отгонять комаров.

Но на самом деле все это никуда не годилось.

То, что действительно влияло на сусликов, представляло собой деревянный пропеллер, прибитый гвоздями к палке, которая втыкалась в землю. От ветра пропеллер вращался, передавая колебания по палке в грунт. Он сделал три штуки различных размеров, и в итоге забот с сусликами не было.

Теперь Вилкинсу изрядно досаждали томатные черви, которые по ночам полностью очищали стебли от листьев и плодов. Иногда утром он находил их, тяжелых, длинных, горящих ярким зеленым светом от украденного хлорофилла, с физиономиями, очень похожими на морды млекопитающих, почти человеческими лицами.

Вид одного, лопнувшего под тяжелым башмаком, был слишком омерзителен, чтобы нормальный человек захотел проделать это еще раз.

Все, что делал Вилкинс, обычно сводилось к тому, что он в высшей степени осторожно снимал червяков со стебля и перебрасывал через забор на соседний двор, по ночам они приползали назад, продолжая уничтожать листья. В этом сезоне он пересаживал трижды.

Вилкинс работал именно над научными методами избавления от этих тварей. Он думал о сетках в гараже и о коробках с комплектами для выращивания кристаллов, которые он купил.

Сзади взревел двигатель. Из дальнего угла стоянки, сдирая с колес резину, ослепительно сверкая отраженным в ветровом стекле солнцем, прямо на него в облаке белого дыма влетел старый, покрытый пылью «Форд Турин». Испугавшись от неожиданности, Вилкинс засеменил по асфальту, пытаясь отскочить, прежде чем машина налетит на него. Переднее колесо чуть не проехало по ноге, он вскрикнул, ударил кулаком по капоту, и в этот момент изогнутая стойка, оставшаяся от разбитого зеркала, поймала его за цепь с ключами… Рывок… И земля ушла у него из-под ног.

Вилкинс тяжело рухнул на мостовую, и его поволокло за машиной.

Одно мгновение между автомобилем и брюками было соперничество, а потом пояс не выдержал, внутренний шов лопнул, и Вилкинс увидел, как его туфли прыгают по стоянке, а брюки исчезают, так как машина быстро свернула направо, на Мейн.

Номер! Шатаясь, он встал и в основательно обнаженном виде ринулся к выходу со стоянки. Далеко впереди, подрезав на углу грузовой пикап, ехал «Форд», лавируя между машинами. Вилкинс разобрал только первую букву, Г или К. Повиснув на стойке зеркала, хлопая, извиваясь и вздымаясь на конце цепи, его изобретательские брюки хлестали по асфальту, превращаясь в клочья; со стороны это выглядело так, будто штаны бешено мчались, пытаясь не отстать от машины. Через минуту автомобиль скрылся, а вместе с ним и брюки.

Вид удаляющихся штанов заставил его броситься к собственному автомобилю. Летний ветерок пошевелил волосы на голых ногах, и Вилкинс в ужасе оглянулся на кафе: видят его или нет?

Ну конечно, из кафе Норма на него глазела куча народа, перегнувшись через столы, которые стояли у окна, выходившего на стоянку. Лица выражали, казалось, все известные человеческие эмоции: удивление, беспокойство, веселье, удовольствие, отвращение, страх – все, кроме зависти. Был слышен чей-то похожий на кашель смех, приглушенный оконным стеклом.

Один пенс-беглец валялся в сорняках на клумбе, и он довольно долго медлил, прежде чем схватить его, а потом опять засуетился в одних носках и мешковатых трусах, прекрасно понимая, что почти вся задняя часть трусов содралась об асфальт, когда он упал.

Сукин сын, – подумал он, бессознательно вторя оборванной женщине.

Его автомобиль был заперт, и Вилкинс инстинктивно потянулся за цепью, которая ехала уже где-то по Семнадцатой улице.

– Черт! – выругался он, услышав, что кто-то подходит сзади. Чтобы хотя наполовину скрыться от толпы в кафе, он зашел за машину. Сейчас большинство смеялось. Люди показывали на Вилкинса. В конце концов, с ним все было в порядке. Теперь можно было с чистой совестью смеяться, как обезьяны в зоопарке. Посмотрите, как он бежит! Толстяк в шутовских трусиках! Посмотрите только на эту бочку!

Человек, подошедший к нему сзади, был пожилым. Он стоял с серьезным видом, качая головой.