Несмотря на все уважение, троцкисты считали Мишаню чем-то вроде квартирного юродивого. Мужику не более сорока пяти, а он уже справку из дурки приобрел. И не по здоровью врожденному, а по благоприобретенному сдвигу. Все троцкисты знали о причинах, сдвинувших Мишаню с нормальных рельсов, и очень жалели. Если вкратце изложить историю его сумасшествия, то звучит она так.
Жил был в Питере нормальный мастеровой Михаил Петрович. Жил с женой в приличной двухкомнатной квартире, по будням ходил на работу на завод, в выходные ездил с двумя приятелями на рыбалку.
Первый приятель увел у Михаила Петровича жену. Подло, тихо и незаметно. Приходит как-то Мишаня с работы домой, а там уже чемоданы собраны и сидят на них жена и лучший друг. Глаза прячут.
– Ты прости нас, Миша, – сказал приятель. – Так получилось.
Проводил Мишаня бывшего друга и бывшую жену за дверь и запил горькую. Да не один запил, второго лучшего друга позвал.
Пили, пили приятели до тех пор, пока не очнулся Мишаня над договором о купле-продаже родного жилища. Каким-то чудом удалось мастеровому извернуться и не оказаться вовсе на улице. Выбил Мишаня из черных риэлтеров ключи от комнаты-коммуналки в губернском городе. И теперь не верит никому.
Пить не бросил, привык от безысходности, но ни одного приятеля в дом не заводит. Запирается в комнате и хлещет в одиночестве.
На почве недоверия к окружающим завел в квартире пропускную систему. «Вы к кому? Вы зачем?» Даже глазок в собственную комнатную дверь врезал, без предварительного осмотра и расспросов даже участковому не откроет. Так испуган человек всеобщим предательством.
– У тебя гость, Софьюшка? – тихо поинтересовался Михаил Петрович.
Я аж воздухом подавилась. Наверное, Туполев слишком громко жаловался на судьбу-злодейку.
– Да.
– Дело оно, конечно, молодое, – скукожился на табурете мужик, которому по возрасту самый бес в ребро. – Но смотри, к себе не прописывай…
Я пообещала, что ни за что этого не сделаю, налила воды в электрический чайник и унесла его к себе в комнату.
Кирилл поставил стул напротив окна, расправил в тюле маленькую щелку и сидел, наблюдая за подъездом дома напротив. Даже со спины было заметно, что никаких светлых чувств вид дома в нем не вызывал.
– Пей кофе, а лучше чай, и ложись спать, – приказным тоном сказала я. – Можешь занять мою постель, там теплее.
– Ты скоро придешь?
– В двенадцать сдам смену и сразу домой. Только в магазин забегу.
– Не задерживайся, – попросил Кирилл.
– Ни в коем случае, – пообещала я, хлебнула кофе, проглотила бутерброд с сыром и помчалась на подводную лодку.
Благодаря нескольким сердечным ожогам и активному подростковому бунтарству, к четвертьвековому юбилею я подошла изрядно подготовленной – научилась приспосабливаться под ситуацию, немного анализировать и приобрела стойкий иммунитет к всяческого рода женским истерикам. Истекшие двенадцать чесов показали – выучка не прошла зря. Нервы в порядке, голова соображает, с такими показателями можно смело отправлять Иванову Софью в тыл врага и готовить коробочку с медалью. Я ни разу не ошиблась со сдачей, не переспрашивала покупателей «Какие, какие вам конфеты?», работала, как и прежде четко, без сбоев. И одновременно шустро ворочала мозгами.
«Как мог Кирилл подумать, что убил свою жену одной пощечиной? – думала я, меняя деньги на сигареты. – Он не похож на истерика или слабоумного. Почему он не стал искать помощи у друзей, а сидит в моей коммуналке и терпеливо ждет? Он в чем-то не откровенен со мной? Мероприятие по добыванию ноутбука он считает опасным и не хочет подставлять друзей? Почему? Почему он двенадцать часов крутится возле меня?! Действительно так одинок?»
Вопросы копились и множились, голова гудела, как перегретая трансформаторная будка, но пока соображала. «Если он собирается всего лишь загребать жар чужими руками, это одно. В подобном настроении нет реальной опасности, ситуация привычная, спасибо бывшему мужу. Но если он втягивает меня в какую-то аферу? Где гарантия того, что из квартиры я вынесу только ноутбук с текстом, а не все состояние семейства Туполевых?»
Попадать в некрасивую историю я не хотела. Слишком хорошо знала, как влиятельные люди разбираются с недругами – такому типу, как Генрих Восьмой перекрыть кислород какой-то продавщице из ларька, раз плюнуть. Только бровью поведет, и Софью Иванову выкинут из института, субмарины Ибрагима Аслановича и города вообще.
Рисковать?
А ради чего, спрашивается? Чем я обязана Кириллу Туполеву? Жизнью, дружбой, положением? Кирилл Туполев подхватит чемодан и полы кашемирового пальто и ищи ветра в поле. На амбразуре останется грудь Софьи Ивановой.
Господи Всевышний, ну почему не бывает простых решений?! Почему нельзя проявить благородство без проникновения в чужое жилище?! Я мало сделала? Пригрела беглеца, сохранила его рассудок в видимом здравии, не дала броситься под поезд…