Луд-Туманный

Госпожа Златорада заметалась вокруг Ранульфа, как квочка. Однако в ее голосе совсем не было прежней нежности, когда она закричала:

– Ах, Ранульф! Негодный мальчишка! О Господи, это же чудовищно! Нат! Нат! Что же нам делать?

Ранульф отпрянул от нее и бросил умоляющий взгляд на отца. Мастер Натаниэль решительно взял жену за плечи и, вытолкнув из комнаты, воскликнул:

– Если это все, что ты можешь сказать, лучше предоставь мальчишку мне!

Спускаясь по лестнице, госпожа Златорада была преисполнена ужаса и высокомерия; с болью в сердце, каждой своей клеточкой ощущая себя урожденной Виджил, она сердито бормотала себе под нос:

– Ох уж эти Шантиклеры!…

Итак, Шантиклеров постиг самый большой позор, какой только мог выпасть на долю порядочного семейства в Доримаре. Но мастер Натаниэль больше не сердился на Ранульфа. Что толку сердиться? Кроме того, еще и эта неожиданная нежность, переполнявшая его сердце, - у него не было сил противиться ей.

Постепенно он вытянул из мальчика всю историю. Оказалось, что несколько месяцев назад один скверный парень по имени Вилли Висп, некоторое время работавший на конюшне у мастера Натаниэля, дал Ранульфу ломтик какого-то незнакомого фрукта. Когда Ранульф съел его, Вилли Висп, разразившись издевательским смехом, выкрикнул:

– Ах, хозяин, то, что вы сейчас съели, было волшебным фруктом, и вы уже никогда не буде те таким, как раньше… Хо-хо-хох!

От этих слов Ранульфа охватил ужас и стыд!

– Но теперь я уже забыл о чувстве стыда, - сказал он отцу. - Единственное, что имеет для меня сейчас значение, - это уехать отсюда… туда, где тень и покой… и где я смогу раздобыть… еще фруктов.

Мастер Натаниэль тяжело вздохнул, но ничего не сказал, а только поглаживал маленькую горячую руку, которую держал в своей.

– Однажды, - продолжал сидевший в постели Ранульф, чьи щеки пылали, а глаза горели лихорадочным блеском, - средь бела дня я видел, как они танцевали в саду, я имею в виду Молчальников. Их предводитель, человек в зеленых одеждах, крикнул мне: "Эй, юный Шантиклер! Однажды я пришлю за тобой своего дудочника, и ты последуешь за ним!" Я часто вижу их тени у нас в саду, но их тени не похожи на наши, они как яркий свет, играющий на лужайке. И я уйду, уйду, уйду. Я уйду когда-нибудь, я знаю! - И в голосе его звучал не только испуг, но и торжество.

– Успокойся, сынок! - сказал мастер Натаниэль примирительно. - Я думаю, мы не позволим тебе уйти.

Но сердце его налилось свинцом.

– И с тех пор… с тех пор, как я попробовал волшебные фрукты, - продолжал Ранульф, - все пугает меня… наверное, не только с тех пор, потому что мне было страшно и раньше, но сейчас это намного хуже. Как с этим сыром сегодня вечером… Все, что угодно, может внезапно оказаться странным и ужасным. Но с той поры, как я попробовал фруктов, мне иногда кажется, что я понимаю, почему все это так ужасно. Вот как сегодня с этим сыром: я так испугался, что просто не мог больше выдержать ни минуты.

Мастер Натаниэль застонал. Он тоже испытывал страх из-за вполне обычных вещей.

– Отец, - сказал вдруг Ранульф. - Что ты слышишь в крике петуха?

Мастер Натаниэль вздрогнул. У него было такое ощущение, словно с ним заговорила его собственная душа.

– Что я в нем слышу?

Он замешкался. Никогда и ни с кем он не говорил о том, что происходило в его душе.

Он заговорил, и из-за огромного душевного усилия голос его слегка дрожал.

– Я слышу в нем, Ранульф, я слышу… что прошлого не вернуть, но мы должны помнить, что прошлое соткано из настоящего, а настоящее - оно всегда рядом. И еще: мертвые жаждут вернуться обратно на Землю, и…

– Нет! Нет! - раздраженно закричал Ранульф. - Я слышу в нем совсем другое. Он говорит мне, что я должен убежать… убежать от реальности… этой пронзительной реальности. Вот что он говорит мне!

– Нет, сынок, нет, - твердо сказал мастер Натаниэль. - Он совсем не говорит этого. Ты неправильно его понял.

И снова мальчик зарыдал.

– Ах, отец! - всхлипывал он. - Они преследуют меня все эти дни и ночи! Обними меня! Ну обними же меня!

С какой-то страстной нежностью (он никогда не подозревал, что способен на это чувство) мастер Натаниэль лег рядом и обнял хрупкое дрожащее тельце, бормоча слова любви и утешения.

Постепенно Ранульф перестал плакать и не заметно погрузился в сон.

Глава 4 Эндимион Хитровэн назначает Ранульфу лечение

На следующее утро мастер Натаниэль проснулся с более легким сердцем, чем того требовали обстоятельства. К нему пришел позор, и не было сомнений, что рассудок и сама жизнь сына находятся в опасности. Но к этому беспокойству примешивалось приятное чувство обретения новой собственности - внезапно вспыхнувшая любовь к сыну, вызвавшая в нем такую же гордость и удовольствие, как когда-то в детстве покупка нового пони. Сюда примешивалось ощущение зыбкости реальности и пластичности фактов, похожих на ядовитые растения, которые можно срывать исключительно по собственному усмотрению. Но даже сорвав, их можно тут же выбросить за ненадобностью.