Лудильщик Плоти и самый одинокий человек на свете

Внезапно его охватил ужас потеряться в одиночестве в океане. Он изо всех сил поплыл в направлении города, и тут же его паника растворилась в пузырьках серебристого смеха. В своем новом теле он мог легко догнать город.

Неукротимый и торжествующий от своих обретенных способностей, он вспорол водную толщу, оставляя фосфоресцирующий след.

Взлетая над верхушками волн, Гавагол случайно заметил близкое сияние холодного света, и подумал о хищниках, населявших Неделимый Океан: огромных зубастых скуоолах, с длинными, усеянными хватательными крючками, щупальцами; быстрых ядовитых морских песцах; косяках прожорливых рыб-мясников.

Он повернул к безопасности волнорезов города, но прежде его поймали. Облако голубых огоньков окутало его, наполнив пространство вокруг него возней, ощущением любопытных рук на его теле, а затем прикосновением зубов какого-то юного создания, решившего попробовать его на вкус.

Смутившегося Гавагола окружил хоровод весело гомонящих водяных. — Я испугался, что вы это косяк рыб-мясников, — произнес он, натужно улыбаясь.

— Ого, а мы боялись, что ты стал жертвой трясучки, — сказал огромный самец, испещрённый шрамами долгих сезонов на рифах рождения. Больше смеха. Голос высокий и чистый; слова Стандартного искажены щёлкающим, шипящим акцентом.

— Трясучки?

Большой вожак подплыл ближе. — Да, напасть, которая поражает медуз во время сильного шторма. — Он улыбался, но сомкнувшиеся челюсти лязгнули металлом. Его глаза горели ярче, чем флюоресцирующие огоньки на теле.

— Но сейчас не шторм, не так ли? И, при ближайшем рассмотрении, я вижу, что ты не медуза. — Самец подмигнул своим сородичам. — Приношу свои извинения. Кто ты?

Украшенная гирляндой изящных раковин молодая женщина нетерпеливо вклинилась в разговор, — Эй, нам пора. Среброспинки будут на Всегда-Приветливой отмели к восходу луны. Если мы опоздаем, они начнут охоту без нас.

Водяные поплыли прочь от Гавагола, направляясь на север. Он последовал за ними.

Самец в кильватере стаи резко обернулся и скользнул назад. Гавагол испугался, но соприкосновение с массивным телом вышло почти нежным.

Самец сказал: — Не ты, старый человек. Оставайся в городе, которому ты принадлежишь, сосать его титьку. Мы ведем нашу линию от Первых Новых Людей; Неделимый Океан в нашей крови уже тысячу лет. Возвращайся в свой город, пока рыбы-мясники не учуяли твой запах. От тебя воняет баком.

Это было уже слишком. Он отказался от своего тела, чтобы присоединиться к ним, и они так небрежно отвергают его. Вскипающая ярость захлестнула его. Он бросился на самца, разинув рот в бессмысленной агрессии.

Глаза вожака расширились. Он уклонился в сторону, но недостаточно быстро, и зубы Гавагола впились в плечо самца. Водяной закричал высоким пронзительным голосом, полным боли и удивления.

Какая-то отдаленная, умиротворенная часть Гавагола невероятно изумилась содеянному, когда он располосовал самца когтями и стиснул на нём зубы, ощутив горячий жирный вкус крови и ворвани. Откуда это стремление разорвать плоть? Ещё один встроенный паттерн Лудильщика Плоти?

Самец оправился от начального удивления и нанес ответный удар. Бок Гавагола взорвался линией жгучей боли. Они закружились, кромсая и борясь, в яркой фосфоресцирующей пене. Смутно до Гавагола доносились звуки стаи, плавающей вокруг них в темноте, восклицания бедствия, а потом страха.

Самец прошипел ему, в недоумении и гневе: — Зачем, старый человек? Эти опасные воды…

Он не ответил, но мысль о милях темной воде под ними остудила его ярость. Тяжело дыша, он дернулся от самца, разрывая дистанцию.

Затем он услышал предупреждающие крики и посмотрел вниз. Из черноты поднимался чудовищный кальмар, привлеченный возмущением в воде и запахом крови. Его десятки светящихся щупалец голодно извивались. Гавагола парализовало ужасом, и это спасло его. Самец попытался сбежать, и хищник выстрелил в его сторону на движение.

Гавагол поймал последний взгляд самца, слабо боровшегося с охватившими его щупальцами, в момент, когда чудовище скрылось обратно в глубине. Стая уже уплыла, океан стал пуст.

Рыдая от страха, он устремился в город.

Его единственной надеждой оставался Лудильщик Плоти. Он должен обрести свой прежний облик.

Древний такой колючий, такой обидчивый. Но какой у него выбор?

Слегка покачиваясь из стороны в сторону, Лудильщик Плоти возвратился к своему кораблю поздним утром. Гавагол выпрыгнул на набережную прямо к ногам старика. Изумленный Лудильщик Плоти отшатнулся. — А, — сказал он. — Наслаждаешься водой, как погляжу.

— Нет, — ответил Гавагол, с трудом поднимаясь на свои негабаритные ноги. — Мне нужно поговорить с тобой.

Лудильщик Плоти махнул рукой в сторону трапа. — Тогда поднимайся на борт. Я облагорожен выпивкой, и, следовательно, терпим. В определенной степени. — Он прошел мимо, хлопая свободной одеждой из дорогой ткани.

Неловко ковыляя на неуклюжих ногах, Гавагол последовал за стариком.