Luftwaffe-льники

Я еще долго лепетал что-то несвязное, вливая в уши Адиля беспросветную лабуду. Мой язык временами переставал шевелиться, я засыпал. Но Адиль все понял как надо. Его осенила великая идея написать грандиозную поэму. И работа закипела.

По ночам после команды «отбой» Адиль бежал в «ленинскую комнату», где старательно изводил кубометры бумаги. Временами на самостоятельной подготовке он просил пару минут нашего драгоценного внимания. Выходил к учебной доске и начинал страстно читать готовые отрывки из будущей поэмы.

КабардЫ булдА сектЫ

ЧембердЫ копнА елдЫ

ИчфулдА мантЫ пиндУ

ХабарлЫ дуртА фяндУ…

  Хочу предупредить сразу, что за достоверность не ручаюсь. Воспроизвожу по памяти. Возможны катастрофические ошибки, искажающие весь гениальный смысл эпохального произведения. Прошу простить, оригинал не сохранился. Тем не менее, что-то похожее и созвучное.

Затем казарменный поэт скромно замолкал, с надеждой вглядываясь в наши задумчивые и одухотворенные лица. Мы были великодушны. И хотя никто из нас ничего не понимал, мы горячо хвалили творчество Адиля, часто прося повторить тот или иной кусок стихотворения.

Наш киргиз светился от удовольствия. Это давало силы и вдохновение для продолжения работы над нетленным творением. Как мало надо человеку, чтобы улучшить настроение и подарить маленький кусочек счастья!

Но с ростом объема поэмы Адиля ему требовалось более серьезная поддержка. Писать стихи – это тяжелый труд, поверьте на слово. Этот труд сопровождается кризисами, творческими взлетами и провалами. А большому поэту для уверенности в себе и подпитки сил необходимо признание более многочисленной аудитории благодарных слушателей, нежели наше, достаточно лояльное к творческим изысканиям Адиля, 45-е классное отделение. И такой случай вскоре подвернулся.

Однажды незабвенный и малоуважаемый комсомольский вожак Конфоркин долго суетился и что-то нудно блеял про глобальный конкурсный концерт всенародной самодеятельности бездарных и безталантных, убогих и безголосых. Причем, в формате училища.

Вождь пытался агитировать курсантов принять активное участие в законченной показухе, направленной исключительно на благо мира во всем мире. Упирая на то, что победители сомнительного конкурса поедут с дружескими визитами в ракетное училище и в училище внутренних войск нашего гарнизона.

К тому же, в качестве главной заманиловки, Конфоркин авторитетно обещал, что на время репетиций и проведение самих концертов все участники конкурса гарантированно освобождались от многочисленных видов нарядов и хозяйственных работ.

Соблазнительно, конечно. Но тем не менее, готовых выставить себя на посмешище курсантской публике, почему-то не находилось. И тут меня осенило.

– Слышь, Конфоркин. Только тебе! Только по секрету! Исключительно из-за хорошего отношения. Да не суетись и спрячь блокнотик. Лично у меня талантов нет и не предвидится. Но я знаю такой талант! Просто, талантище! Человек огромадной самобытной культуры. Поэму по ночам ваяет. Причем, исключительно на киргизском языке. Представь, сколько тебе плюсов, как секретарю комсомольской организации! Среди всеобщей серости и убогости, Конфоркин нашел, воспитал, взлелеял и выпестовал редкую жемчужину! Может даже назначат в секретари батальона! Ну, чем не карьерный рост? Показать, где талант обитает?

Конфоркин прикинул возможные головокружительные перспективы в скудном умишке и ухватился тонкими ручонками за рукав моей гимнастерки. Идея ему понравилась. Еще бы, такая удача. Но его точило смутное сомнение.

– На киргизском стишки, говоришь. А если наше быдло необразованное не поймет? Они же русскую речь не всегда с первого раза понимают. Вдруг освистают, мерзавцы? Это же риск, на грани провала с последующей опалой. Могут обвинить в политической близорукости! Понимать надо.

– Не сомневайся, все будет в лучшем виде. Тем более, это развитие национальной самобытной культуры! Замполит просто охренеет от восторга! А успех я обеспечу. Грандиозный успех будет, поверь на слово. Только одно маленькое условице. Ты, дружок, в агитбригаду запиши еще человек с десяток. Я скажу кого именно, только петь-позориться и скакать по сцене мы не будем, учти. Мы, так сказать – группа поддержки нашего поэта. От нарядов, естественно, полное освобождение. А так же еще индульгенция от общественно-комсомольских поручений на будущее. Никаких стенгазет, докладов на собраниях, участия в политических форумах, конференциях, семинарах и прочей фигни. Идет? А успех будет просто потрясающий! Ошеломительный успех будет! Факт! Гарантирую!

Хлопнули по рукам и я надиктовал десяток фамилий проверенных ребят из разряда «рецидивистов-заводил-раздолбаев». Комсорг пытался отнекиваться и спорить о целесообразности привлечения подобных кандидатур, но я сумел найти нужные слова. Отпустив сияющего Конфоркина, изложил парням абсолютно гениальный, но простой в исполнении план.