Луг

Продюсер и старик, окруженные паутиной балок и стояков, слушают. Луна слепит глаза гипсовым химерам, и ветер заставляет их пасти шептать, а снизу доносятся звуки тысячи стран этого края, что вздыхает, качается, рассыпается пыль по ветру, и тысячи желтых минаретов, молочно-белых башен и зеленых бульваров, оставшихся еще не тронутыми в окружении сотен развалин, бормочут в ночи; бормочут тросы и каркасы, будто кто-то играет на огромной арфе из стали и дерева, и ветер несет звук к небесам и к двум людям, которые сидят, разделенные расстоянием, и слушают.

Продюсер усмехается, качает головой.

- Вы услышали, - говорит ночной сторож. - Ведь правда, услышали? По лицу видно. Дуглас прячет револьвер в карман.

- Стоит захотеть - и услышишь все, что угодно. Я не должен был вслушиваться. Вам бы книги писать. Вы бы переплюнули пяток моих лучших сценаристов. А теперь пошли вниз, что ли?

- Вы заговорили почти вежливо, - отвечает ночной сторож.

- А повода как будто нет. Вы испортили мне приятный вечер.

- Действительно? Неужели вам тут так скучно? Не думаю, скорее наоборот. Вы даже кое-что приобрели.

Дуглас тихо смеется.

- А вы ничуть не опасны. Просто нуждаетесь в компании. Это все от вашей работы, и оттого, что все идет к черту, и еще от одиночества. А в общем, я вас что-то не пойму.

- Уж не хотите ли вы сказать, что мне удалось заставить вас думать? - спрашивает старик.

Дуглас снисходительно фыркает.

- Поживешь с мое в Голливуде, ко всему привыкнешь. Просто я сюда не поднимался. Вид отличный, тут вы правы. Но пусть я провалюсь на этом месте, если понимаю, какого черта вы так мучаетесь из-за этого барахла. Что вам в нем?

Сторож опускается на колено и постукивает ребром одной ладони по другой, подчеркивая свои доводы.

- Слушайте. Как я только что сказал, вы явились сюда много лет назад, хлопнули в ладоши, и одним махом выросло триста городов! Потом вы добавили еще полтыщи стран и народов, самых разных верований и политических взглядов. И тут начались осложнения! Не то чтобы это можно было увидеть. Все, что происходило, происходило в пустоте и разносилось ветром. И, однако, осложнения были те же, к каким привык тот мир, за оградой, - ссоры, стычки, невидимые войны. Но в конце концов воцарился покой. Хотите знать почему?

- Если бы я не хотел, я не сидел бы здесь и не стучал зубами от холода.

"Где ты, ночная музыка?" - мысленно взывает старик и плавно взмахивает рукой, словно кто-то аккомпанирует его рассказу...

- Потому что вы объединили Бостон и Тринидад, - говорит он тихо, - сделали так, что Тринидад упирается в Лиссабон, а Лиссабон одной стороной прислонился к Александрии, сцепили вместе Александрию и Шанхай, сколотили гвоздиками и костылями Чаттанугу и Ошкош, Осло и Суитуотер, Суассон и Бейрут, Бомбей и Порт- Артур. Пуля поражает человека в Нью-Йорке, он качается, делает шаг-другой и падает в Афинах. В Чикаго политики берут взятки, а в Лондоне кого-то сажают в тюрьму... Все близко, все так близко одно от другого. Мы здесь живем настолько тесно, что мир просто необходим, иначе все полетит к чертям! Один пожар способен уничтожить всех нас, кто бы и почему бы его ни устроил. Поэтому здесь все люди, или ожившие воспоминания, или как вы их там еще назовете, утихомирились. Вот что это за край - прекрасный край, мирный край.

Старик смолкает, облизывает пересохшие губы, переводит дух.

- А вы, - говорит он, - хотите завтра его уничтожить.

Несколько секунд старик стоит сгорбившись, потом выпрямляется и глядит на города, на тысячи теней в городах. Огромный гипсовый собор колышется на ветру, колышется взад-вперед, взад-вперед, будто укачиваемый летним прибоем.

- Мда-а-а, - произносит наконец Дуглас, - что ж... а теперь... пойдем вниз?..

Смит кивает.

- Я все сказал, что было на душе.

Дуглас исчезает в люке, сторож слышит, как он спускается вниз по лестницам и темным переходам. Выждав, старик берется за лестницу, что-то бормочет и начинает долгий путь в царство теней.

Полицейские, рабочие, двое-трое служащих - все уезжают. Возле ворот остается лишь большая черная машина. На лугу, в ночных городах, разговаривают двое.

- Что вы собираетесь делать? - спрашивает Смит.

- Пожалуй, поеду опять на вечеринку, - говорит продюсер.

- Там будет весело?

- Да, - продюсер мнется, - конечно, весело! - Он глядит на правую руку сторожа. - Это что, тот самый молоток, которым вы работали? Вы думаете продолжать в том же духе? Не сдаетесь?

- А вы бы сдались, будь вы последним строителем, когда все вокруг стали разрушителями?

Дуглас и старик идут по улицам.

- Что ж, до свидания, может быть, мы еще увидимся, Смит.

- Нет, - отвечает Смит, - меня уже здесь не будет. Здесь ничего уже не будет. Слишком поздно вы сюда вернетесь.

Дуглас останавливается.

- Проклятие! Что же я, по-вашему, должен сделать?

- Чего уж проще - оставить все как есть. Оставить города в покое.

- Этого я не могу, черт возьми! Бизнес. Придется все сносить.

- Человек, который по-настоящему разбирается в бизнесе да еще обладает хоть каплей воображения, придумал бы выгодное применение этим макетам, - говорит Смит.