Лугару (СИ)

Тень пересекла светлую стену и медленно сползла вниз. Дверь, похоже, открылась. Приоткрыв глаза, Зина следила за ее движением. Комната вся состояла из рваных теней, оставленных не только светом из прихожей, но и сразу двумя уличными фонарями, светившими прямо в окно.

Окна квартиры Виктора Барга выходили на улицу, и до самой ночи в ней не умолкал шум. Она не привыкла к такому. После взрыва собора бывшая Соборная площадь оставалась удивительно тихой, словно большинство людей предпочитали обходить ее стороной. Здесь же все было иначе. Жаркое начало июля, в которое плавно перетек зеленый и не такой раскаленный июнь, распахнуло двери всех квартир, отворило все окна. Лавочки возле дома и дворы были полны людей, из открытых окон неслись разные звуки, детвора орала до темноты, гоняя мяч или играя в вечную войну, и все это создавало шум, от которого невозможно было скрыться, даже плотно затворив окна и запахнув их шторами.

Лето, жара, спадавшая к вечеру, было таким временем, когда жизнь из перенаселенных коммунальных квартир перемещалась на улицы, и все проблемы, события, новости и поступки обсуждались целым двором.

Это свойство чрезмерной общительности населения Одессы всегда Зину безмерно раздражало, несмотря на то, что она родилась и выросла в этом городе. Сколько себя помнила, ее семья — мама и бабушка — никогда не убивали время на лавочках под домом, отчего их страшно не любили соседи, чувствуя в этой утонченности и переборчивости чужую кровь — кровь не таких, как все.

Но после взрыва собора общительность в их доме несколько поутихла, на смену ей пришел страх — чувство такое же сильное, противное и недостойное, как излишняя простота.

Улица, на которой жил Виктор, будто явилась из самых страшных снов Зины. Мало того, что двор был полон людей в таком количестве, словно все всегда жили там, так еще и в квартиру Виктора они шли под таким прицелом старушечьих взглядов, что у Зины буквально заболела спина от липкого, воспаленного интереса, с которым старые сплетницы шарили глазами по ней.

Казалось, все старухи квартала оккупировали две широкие лавки, стоящие перед воротами дома Виктора. До слуха Зины даже донеслось мерзкое:

— Очередную привел!..

— Не обращай внимания, — прошептал Виктор, крепко сжав ее ладонь в своей руке. И, растаяв от его дыхания, от этих слов, она просто не видела и не слышала всех этих старых сплетниц, они как будто растворились в воздухе, словно закрытые плотными шторами. В тот момент она бы не увидела и целого мира, даже начни он рушиться прямо на ее глазах.

Как она оказалась в квартире Виктора? Почему именно этим закончился Оперный театр? Почему она пошла к нему практически сразу, вот просто так, не думая ни о чем? Зина ни за что не смогла бы ответить на это. Все произошло естественно, так, как входил в ее легкие воздух. Объяснений не существовало. Была лишь отчаянная необходимость этого поступка — если бы не пошла, умерла бы.

Она запретила себе думать. Вот просто взяла и запретила предполагать, анализировать, делать выводы… Это было очень комфортно на самом деле, — ни о чем не думать, наслаждаться только тем, что происходит здесь и сейчас.

Позже, когда, утомленные, они лежали в постели, Зина закрыла глаза, чтобы не видеть, как раскачивается один из двух уличных фонарей, освещая яркие всплески еще свежей зелени, чем-то напомнившие ей погребальный саван. Эта странная ассоциация встревожила ее душу — почему саван там, где не было ни фрагмента белого цвета? И она никак не могла этого понять… Так, не понимая, она закрыла глаза и провалилась в мягкую бездну, где темные листья все падали и падали сверху, укрывая ее пушистым покрывалом сна…

Тень сползла по стене и исчезла в изголовье кровати. Только тогда Зина широко раскрыла глаза. Виктора не было рядом. В грудь ее кольнуло острое чувство тревоги, темнота и тишина лишь усугубляла это…

Неужели тишина? Ей было сложно в это поверить. Ее крошечные часики показывали три часа ночи. Если говорить совсем точно — 3.04. Тишина вдруг показалась ей пугающей. Даже фонари за окнами были неподвижны, словно замерли в каком-то странном оцепенении, медленно обволакивающем ее душу.

Очень осторожно и тихо, стараясь не делать лишних движений, Зина сползла с кровати. Натянула на себя тонкую комбинацию. Виктора по-прежнему не было. Это ее все больше тревожило.

Тихий скрип прозвучал, как удар грома — кто-то открыл, а потом закрыл дверь. Сердце Зины вдруг заколотилось глухо, причиняя ей физическую боль. Эту странную реакцию она ни за что не смогла бы описать. Она не понимала, почему вдруг панический страх охватил ее с такой силой, что стало трудно дышать.

Зина быстро пересекла комнату — дверь в прихожую оказалась открыта. Квартира Виктора была просто роскошной — отдельная, а никакая не коммунальная! Три комнаты с раздельными ходами и кухня. У него даже имелась такая роскошь, которую так трудно было себе представить — мраморная ванна, такая огромная, что напоминала маленький бассейн.