Лугару

В соответствии с приказом предписывалось: «…во всех республиках, краях и областях начать операцию по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников». Общее руководство проведения операции было возложено на заместителя наркома внутренних дел СССР — начальника Главного управления государственной безопасности НКВД СССР комкора М. П. Фриновского.

Решения троек всегда выносились заочно — без присутствия подследственного. Выносились по материалам дел, представляемым органами НКВД. А в некоторых случаях, при отсутствии каких-то материалов, — по представляемым спискам арестованных.

Процедура рассмотрения дела была свободной, протоколов не велось. Характерным признаком дел, рассматриваемых «тройками», было минимальное количество документов, на основании которых выносилось решение о применении репрессии. Напротив фамилии в списке ставилась первая буква приговора — Р (расстрел). Реже Л (лагерь).

В картонной папке с черной строгой надписью «Совершенно секретно. Хранить вечно» обычно были подшиты: постановление об аресте, единый протокол обыска и ареста, один или два протокола допроса арестованного, обвинительное заключение. Следом в форме таблички из трех колонок на пол-листа шло решение «тройки». Оно обжалованию не подлежало, и, как правило, заключительным документом в деле являлся акт о приведении постановления в исполнение.

Составы «троек» были приведены в форму таблиц для каждого региона. В первой колонке указывались фамилия и инициалы председателей и членов «троек». Во второй — должность на момент включения в «тройку». В третьей — ссылка на решение о включении в состав «тройки» и его дата.

Составы «троек» изменялись постоянно. Рядом с измененными составами шли указания на решения Политбюро ЦК ВКП(б). Решения давались в принятой для этого типа документа нумерации: указан индекс «П», означающий, что это решение Политбюро, и дробь, в числителе которой — номер протокола, а в знаменателе — номер пункта этого протокола.

Помимо Политбюро, решения принимались и от имени НКВД СССР. В этом случае указывался номер исходящей шифротелеграммы (ш/т) и ее дата. В четвертой колонке приводились ссылки на решения об исключении из состава «тройки» или указана дата освобождения от должности или ареста, если формального решения об освобождении от обязанностей члена «тройки» не принималось.

Члены «троек» точно так же подвергались репрессиям и приговаривались на общих основаниях. «Тройки» никогда не оправдывали заключенных и не имели права отпустить арестованного на свободу. Приговор по отправке в лагерь или тюрьму проверялся очень тщательно, и из-за его мягкости всю «тройку» могли репрессировать. Поэтому предпочитали приговаривать к расстрелу — расстрельные приговоры поощрялись.

Решения «тройки» оформлялись протоколом по всем арестованным сразу. Протокол выглядел так: фамилия, имя и отчество арестованного, год его рождения и место, наименование подразделения, которое вело дело, краткое изложение вины (диверсионная деятельность, вредительство, незаконное проникновение в советскую организацию, эсер, сектант, лживый анекдот, сотрудничество с иностранной разведкой, организация теракта). Справа, за чертой — приговор. Буква Р — расстрелять.

Никаких указаний на статьи Уголовного кодекса не было.

Существовала также Всесоюзная «двойка», которая занималась только очень серьезными «шпионскими делами». «Двойка» состояла из наркома внутренних дел Ежова и прокурора СССР Вышинского. На рассмотрение «двойки» дела отправлялись только в экстренных случаях. Со всем остальными «тройки» справлялись самостоятельно.

— Сверху в Одесскую область спущен специальный план, — завершил свой рассказ Асмолов, который Зина выслушала в страшном молчании, — к концу 1937 года Одесская область обязана задержать четыре с половиной тысячи врагов народа, из них приговор по первой категории — это расстрел — должны получить не меньше двух тысяч человек. В отделах НКВД разворачивается настоящее соцсоревнование. Вчера наркому Ежову было отправлено специальное письмо с просьбой увеличить план по арестам на полторы тысячи человек. Это 5500… Эти полторы тысячи тоже будут подлежать первой категории.

ГЛАВА 20

Одесса, шестой километр

Овидиопольской дороги,

конец мая 1937 года

Ехали долго. Автозак был набит до отказа. Людей утрамбовали так, что они могли только стоять. Это было мучительно больно — стоять, когда со всех сторон сдавливали твое и без того истерзанное тело, на котором уже не оставалось ни нервов, ни кожи. Сдавливали не потому, что хотели причинить боль, а потому, что слишком многих должны были отвезти в это страшное место. Он прекрасно знал, что их везут убивать.