Луиза Вернье

За последние несколько месяцев она обращалась не в одно ателье, показывая образцы своего мастерства, но она была одной из бессчетной армии женщин, ежедневно обивавших пороги, куда решительно не пускали тех, кто не имел рекомендаций или не прошел полный курс обучения. Самые непрезентабельные заведения набирали себе безработных женщин, платя им безбожно низкое жалованье. Луиза понимала, что единственный вариант чему-то научиться — это попасть в самое лучшее ателье, иначе она заработает меньше, чем на домашних заказах для жен и дочерей рыночных лоточников, лодочников с Сены и мелких торговцев. Свои первые заказы она получила, продемонстрировав искусство владения иглой, сидя на чьем-то пороге или на ручках рыбной тележки, где прямо на месте латала или чинила порванную одежду. Из-за прошлогоднего неурожая хлеба и картофеля во всей Европе цены на хлеб и другие продукты резко подскочили, и порой гонорара за целое платье хватало только на полбуханки хлеба. Мадам Камилла уже давно перестала давать надомную работу, и не только из-за общего спада торговли, возникшего из-за экономического кризиса, но и по причине гораздо более конкретной: одна из швей тайком выносила и сбывала ткани, поэтому привилегию надомной работы отменили раз и навсегда. Для Луизы это означало, что у нее больше не будет возможности работать с хорошими тканями, и это страшно удручало и тревожило ее, но она была настроена во что бы то ни стало разорвать эти цепи. Ее поддерживала вера, что рано или поздно ей все же выпадет шанс, который она не упустит.

Лето закончилось многочисленными стычками политических группировок с жандармерией. По ночам вывешивались плакаты с требованием дать работу, пищу и право голоса, утром их срывала полиция. Катрин, обычно интересовавшаяся подобными событиями, на этот раз в них не вникала. Она закрутила роман с очередным мужчиной. Ему еще не было сорока, его звали Жан Франк Нуаре, он поставлял ленты, перья и прочую галантерею не только модисткам и торговцам, но и их клиенткам. Жан Франк попал в мастерскую мадам Камиллы по одному незначительному делу, и завершилось это встречей с Катрин. Он совершенно покорил ее тем, что отвез в кебе с работы до дома. Он больше ни разу не приезжал за ней на работу, хотя и возил ее в наемных экипажах. Ему удалось произвести хорошее впечатление на Катрин, которой льстило его внимание.

Он был подтянутый и привлекательный, но Луизу пугали его глаза, непрестанный блеск которых только подчеркивал затаившуюся на его губах жестокость. Ей было страшно находиться с ним в одной комнате, противно видеть, как он раздевает ее взглядом, и каждый ее нерв трепетал от омерзения и готовности защититься. Но Катрин, завороженная его льстивыми ухаживаниями, довольно скоро прониклась к нему страстью и была готова в любую секунду, без малейшего страха и раздумий, еще раз занять незаметное место в жизни женатого мужчины. И ее безмерно раздражало то, что Луиза не разделяет ее высокого мнения о нем.

— Умоляю, хотя бы сегодня, когда придет мсье Нуаре, не молчи, — коротко наставляла она ее, в последний раз прихорашиваясь перед зеркалом. — То, что Анри Берришон нравился тебе больше других моих ухажеров, еще не означает, что нужно быть со всеми неприветливой.

— Мне очень жаль, что место Анри Берришона занял этот Нуаре, — резко отвечала Луиза, всерьез опасаясь за свою подругу. — Он никогда не будет любить тебя так, как Анри. — Она тут же пожалела об этих необдуманных словах, увидев, как болезненно скривилось лицо женщины. Но извиняться было уже поздно. Жан Франк постучался в дверь серебряным набалдашником своей трости, и Катрин бросилась открывать, зная, что он не любит, когда его заставляют ждать.

Обняв девушку — он не стеснялся сладострастно ласкать возлюбленную в присутствии других, — он отпустил ее, чтобы она сходила за чепчиком и шалью, а сам, двумя пальцами раскачивая в воздухе трость, обратился к Луизе:

— Как поживает наша грациозная девочка? Ну-ну. Не хочешь мне улыбнуться?

Какой же он двуличный, думала Луиза. Знает прекрасно, что она его не любит, но ему доставляет извращенное удовольствие ее подзуживать. «Грациозная». Да как он смеет так говорить! Это же колкий намек на ее рост. Они с ним одного роста, хотя для мужчины он невысокий.

— Добрый вечер, мсье Нуаре, — ответила она сухо, не желая ввязываться в эту игру. Тут из спальни вышла совсем уже готовая Катрин, от радостного возбуждения буквально порхавшая, как на крыльях, и он обернулся к ней.

— Пойдем, дорогая. — И предложил ей руку. Катрин приняла ее, как урожденная герцогиня.