Луиза Вернье

— Нет, до лета я должна снова вернуться в школу. После чего мой дорогой крестный обещал призвать меня ко двору. Во дворец Тюильри! Он снова станет королевской резиденцией! Какие государственные события будут происходить на моих глазах! На каких балах я буду танцевать!

Пьер снова хмыкнул.

— В Елисейском дворце приемы еще не проводились, так что можете не сомневаться, что в Тюильри вы с лихвой вознаградите себя за недостаток общения, от которого страдали все эти годы учебы.

Она хитро улыбнулась.

— На это я и рассчитываю.

Дверь снова отворилась. В комнату вошел Луи Наполеон. Коренастый, с нафабренными, острыми как иглы кончиками усов и с безупречно подстриженной эспаньолкой, он благодушно улыбнулся, увидев их вдвоем.

— А, так, значит, вы уже познакомились. — И он протянул руки, словно желая обнять крестников в знак своего отеческого благоволения. — Я понял, что мне представилась возможность в ближайшие несколько дней провести немного времени со своими крестниками. — Приподняв присевшую в реверансе Стефани, он расцеловал ее в обе щеки, стал задавать вопросы, из которых Пьеру стало ясно, что Луи Наполеон весьма серьезно выполняет свои обязательства по отношению к девушке. Потом настала очередь Пьера.

— Эта очаровательная девушка — дочь моего близкого друга, Жозефа Казиля, который не оставлял меня в тяжелые времена. Теперь, увы, его и его любезной жены уже нет с нами, судьба не дала им возможности увидеть новое возрождение величия Франции, которое посчастливилось наблюдать нам. — Луи Наполеон взял Стефани под левую руку, а правой по-отечески обнял за плечи Пьера. — Зато вы, двое молодых людей, ты, Стефани, мое дорогое дитя, и ты, Пьер, мой преданный кирасир, во всем блеске своей юности символизируете собой будущее нашей страны и воплощаете в себе все то, за что наши предки сражались и чего так мечтали достичь. Я знаю, что вы всегда будете честью Франции и не посрамите меня.

Стефани была глубоко растрогана.

— Вы слишком добры, монсеньор.

Луи Наполеон усадил их рядом с собой на стулья и целый час провел с молодыми людьми в дружеской беседе, во время которой они с Пьером курили сигары, а Стефани ела засахаренный миндаль. Они видели, что он искренне желает закрепить их дружбу, но когда Луи Наполеон ушел, Пьер понял, что его обманом заставили ухаживать за Стефани во все время его пребывания в Фонтенбло, и ему это не понравилось. Он прекрасно понял, что все это дело рук его матери с ее назойливыми матримониальными планами.

Молодому офицеру всегда есть с кем пофлиртовать на подобных сборищах, и, хотя в данный момент все женщины казались ему невзрачными при воспоминании о Луизе, Стефани назойливо напоминала о себе, сидя за ужином по правую руку от него и не отходя от него ни на шаг. Пьер покорно танцевал с ней, но потом с радостью уступил ее другим партнерам. Была среди дам одна женщина, с которой ему очень хотелось потанцевать. Даже Мари-Тереза де Ган, которая выглядела настоящей королевой в своем гранатово-красном платье из атласа, приковывавшем к себе взгляды всех женщин, не могла соперничать с Евгенией де Монтихо, графиней Теба. Вальсировала ли она с Луи Наполеоном, сидела ли с ним рядом за обеденным столом, избегала ли его назойливого внимания, выбирая для танцев других партнеров, или просто с кем-нибудь разговаривала, — она буквально освещала все общество своей необычайной красотой. Ей исполнилось двадцать пять лет, она была дочерью испанского гранда, женщиной пылкой и безрассудной, несмотря на свою хрупкую ангельскую внешность. Она знала, как хочет ее Луи Наполеон, но, пытаясь ее соблазнить, без стеснения присматривается к королевским домам Европы, стараясь отыскать себе женщину более знатную и более достойную высокой чести стать невестой императора. Евгения де Монтихо в прошлом подумывала о замужестве, но потом пережила два сокрушительных любовных разочарования: оба ее возлюбленных предпочли ей ее сестру. Но это не уменьшило нежной привязанности девушки к своей сестре, Паке, милейшему и добрейшему существу, чуждому всяких интриг. Все искали благородного общества Евгении, она кружила мужчинам головы, однако ее доброе имя оставалось незапятнанным, а на девственность еще никто не посмел покуситься. Когда Пьер де Ган, с которым она познакомилась в этот вечер, пригласил ее на танец, она приняла приглашение со своим неизменным изяществом и заскользила с ним по паркету.

— Ваш крестный говорил, что вы служите в кавалерии, — обронила она на своем безупречном французском, столь же безупречном, как и английский, благодаря годам обучения, проведенным в обеих странах. — Вы были в пометном эскорте в день его въезда в Париж две недели назад, после триумфальной поездки по стране?

— Да. А вы видели нашу процессию?

— Я наблюдала за ней со стороны. Дивное зрелище! Как передним преклонялись все эти конные генералы, как приветствовали все члены сената. Новый император Франции, уже фактически император, если не считать официальных формальностей, ехал в полном одиночестве во главе колонны, не поворачивая головы.