Луиза Вернье

Луиза уже давно привыкла к его экстравагантным замечаниям, которые вгоняли в краску стольких женщин, вызывая у них гордость и самодовольную улыбку. Но она знала, что Уорт всегда говорит только правду и никогда не льстит.

— Луиза идет на пьесу, которую мы с тобой когда-то смотрели, — сказала Мари. — На «Даму с камелиями».

— Она, наверное, до сих пор собирает полные залы, — пробормотал он, целиком сосредоточившись на розе. — Уорт все делал предельно тщательно и дотошно.

— Когда я была маленькой, то видела настоящую Мари Дюплесси из «Камелий», — вспомнила Луиза, уйдя мыслями в далекие дни своего детства. — Это была бледная темноволосая дама, которая ездила в собственном экипаже. Я тогда даже не догадывалась, какая она молодая, а она ведь была всего немного старше, чем я сейчас.

Пальцы Уорта слегка задевали ее кожу, пока он пришивал на место розу.

— Все. — Уорт протянул иглу Мари, и Луиза поблагодарила его. Уже собравшись уходить, он вдруг внимательно посмотрел на девушку. — Это грустная пьеса. Почти все женщины в зрительном зале плакали, и моя дорогая жена тоже не была исключением. Так что приготовься, Луиза.

Но Луиза не заплакала. Как бы ни была блистательна актерская игра в рамках этой классической темы женского самопожертвования во имя своей любви, Луиза никак не могла примириться с тем, что сохранившуюся в ее памяти хрупкую красавицу играет золотоволосая пышногрудая актриса. Более того, она поняла, что Мари и Уорт хотели, чтобы она провела связь между куртизанкой, социальная принадлежность которой препятствует ее браку с возлюбленным, и своими собственными отношениями с Пьером. Но она — не Мари Дюплесси, которой суждено погибнуть под гнетом внешних обстоятельств. Луизе всю жизнь приходилось с боем завоевывать все, что у нее теперь есть, и к борьбе ей не привыкать. Она высоко ценила беспокойство своих дорогих друзей, Уортов, но ее звезда поднялась уже достаточно высоко, и она не позволит ей закатиться.

Пьер еще никогда не был так внимателен к ней, как в этот вечер. Луиза чувствовала, что он смотрел не столько на сцену, сколько на нее, и, скорее всего, не обратил внимания на такой важный момент, как социальная несовместимость двух главных героев пьесы. За ужином они тоже ни о чем таком не говорили. Его мысли были заняты другим.

— Наверное, в течение следующих нескольких недель я не смогу видеться с тобой так часто, как мне хотелось бы. Судя по тому, что я слышал в Тюильри, официальное провозглашение мадемуазель де Монтихо нареченной императора может произойти в любой момент. Так что с рассвета охрана усиливается, а офицерские дежурства удваиваются и даже утраиваются. Именно в такие моменты убийцы и приводят в жизнь свои подлые планы.

Луиза огорчилась, что ей придется лишиться его общества. Теперь, подвозя ее до дома, Пьер каждый раз провожал ее до двери квартиры, хотя она ни разу не пригласила его войти. Но сегодня, когда она вставила ключ в замок, он вдруг накрыл ее ладонь своей.

— Позволь мне посмотреть твой дом, Луиза. Я мучаюсь оттого, что не могу вызвать в памяти твою комнату, когда тебя нет рядом со мной.

И ей пришлось пропустить его внутрь. Сбросив с плеч шаль, она зажгла лампу. Пьер с интересом осмотрелся, отмечая простое убранство квартиры, ее чистоту и опрятность. Потом перевел взгляд на стоявшую рядом с лампой девушку, на ее шею, плечи и нежную выпуклость грудей, от которых, казалось, исходило бледное свечение. Он еще никогда не желал так ни одну женщину, как ее.

— Луиза…

Но тут из-за двери, ведущей в соседнюю комнату, послышался сонный голос:

— Луиза? Это ты?

— Я. Спокойной ночи, Катрин. Про пьесу я тебе утром расскажу. — Луиза осторожно прикрыла дверь, заметив досаду на лице Пьера. Видимо, он был уверен, что они здесь вдвоем. — Катрин — моя мать, сестра и опекун, — объяснила Луиза. — Катрин должна знать, что я благополучно вернулась домой.

— А разве тебя не тяготит, что приходится отчитываться перед кем-то?

— Иногда, — призналась Луиза, — но я обязана ей всем, что у меня есть. Не приюти она меня тогда, как я тебе рассказывала, сейчас моя жизнь была бы совсем другой. — Если бы я вообще выжила. Одно из воспоминаний моего детства — это как мне приходилось сражаться за корку хлеба не на жизнь, а на смерть. Тебя это удивляет?

— Нет, мне грустно слышать, что тебе пришлось столько пережить. — Пьер перебирал пальцами ее роскошные мягкие волосы. — Как бы мне хотелось компенсировать тебе все твои былые лишения. Дать тебе все, чего бы ты ни захотела. Подарить такое счастье, о котором ты и не мечтала.

Она сердито вырвалась из его рук, прекрасно понимая, какие слова последовали бы за этими, не останови она его. И быстро закрыла ему рот.

— Ни слова больше. Ни слова. Не вздумай предлагать мне никакую компенсацию!