Лука

Он увидел посреди высоких застывших кранов на пустыре строительного подрядчика в казенном оранжевом жилете, размахивающего руками и объясняющегося с будущими жильцами, собравшимися тут же, неподалеку от подрядчика, и отделенными от него веревочным ограждением. Подрядчик с жаром в чем-то убеждал жильцов, указывая на Луку, стоявшего в стороне, широко разводил руки, должно быть изображая, сколь значительным будет новый дом, построенный на пустыре. Жильцы все угрюмо выслушивали, иногда только туповато кивая головами, как будто не понимая никаких подрядчиковых объяснений, и не говорили ни слова. Были там, в основном, и цыгане, никогда прежде не имевшие собственных жилищ и теперь с несомненным волнением ожидавшие перемены своих судеб.

Лука тогда вполне сознавал, что все им виденное - это всего только сон и что не следует ему придавать слишком много значения, он думал, что и строительный подрядчик, наверное, вот-вот окажется, как это нередко бывает во сне, каким-нибудь знакомым Луки - например, Марком (хотя и не таким красавчиком; может быть, только постаревшим и обрюзгшим Марком) или еще любимым учителем Евстигнеем, но тот не оказался ни Марком, ни Евстигнеем, ни кем вообще из знакомых Луки, и он к тому же скоро совсем стушевался невесть куда и оставил Луку наедине с его строительством, да и цыгане тоже все скоро куда-то разбрелись понурые.

От него точно все ожидали уверенного действия; он выкладывает кирпичи, и ни один кирпич не подходит к другому. Там все кирпичи у него были отчего-то самых разнообразных сомнительных видов: и треугольные, и квадратные, и яйцевидные, и просто круглые еще, плоские, и наподобие тоже разнообразных букв из самых замысловатых заграничных алфавитов, кирпичи были и с ребристыми, шероховатыми плоскостями, и с волнистыми выпуклостями, а цветом и зеленые, и красные, и пятнистые, и табачные, и палевые, и еще некоторых других цветов, которых, кажется, вовсе не существует в природе, Луке же привиделось и такое: некоторые были прозрачные, иные светящиеся сами собой как будто бы они были светляки, свободно летающие в ночной природе; Лука выкладывает кирпичи, и вся его незначительная постройка разваливается на глазах.

Лука сердится, он несколько раз все бросает и начинает строить сначала, но ему не помогает и такая нехитрая уловка, и вот он уже сидит посреди кирпичей, подобно ребенку, играющему с кубиками, а те еще откуда-то сыплются сверху, все более и более заваливая Луку (и это-то серьезное строительство, думает он). Кирпичи продавливаются под Лукой, чавкают, обжигают его какими-то своими непонятными странными едкими органами, присасываются, посвистывают, они как будто бы все сейчас сделались живыми, да они уже и точно были живыми, небольшими, проворными животными - сусликами и черепахами, - Лука иногда сам подумывал с содроганием о необходимости умерщвления животных, ему все более скоро делалось скверно посреди всех этих неприятных кирпичей. А выручила Луку из его невыгодного положения Деканова секретарша. Она просто подошла и раскидала все кирпичи...

- Я тоже решила теперь стать суровым человеком по причине маскулинизации, - шепнула она молодому человеку, рассчитывая, кажется, на полное понимание Луки. - О, маскулинизация, маскулинизация!.. Природное явление. И жаль только, что и я не умею, как вы или наши академики еще, выражаться так же с самой утонченной и изысканной справедливостью, в самой благородной форме... Или еще, например, как покойный Декан...

- Да-да, конечно, это совершенно верно. Зато у вас есть другое, говорил еще ей в виде комплимента Лука, - это некоторая особенная, отдельная, независимая сила. А также прямота и убежденность, что по-иному вполне стоит всякой справедливости суждений.

Деканова секретарша же только тогда задумчиво покачивала головой. - О, плюрализм, - объясняла еще она Луке с чьего-то очевидного закулисного нашептывания, - плюрализм - это точно несомненная расплывчатость. Расплывчатость всего возможного. Всяких свойств и стремлений мира. А вше теперешнее многоединство - покойного Декана и ваше, и всех академиков, и иных служителей в соответствии с их разнообразными рангами - оно составит когда-нибудь особенную славу Академии. Непосягаемую, вопиющую славу, и сладко окажется тогда безыскусно и просто внимать таковой. Жизнь же моя вся в полном сожалении об иных неказистых мальчишках, в воображении прикидывающихся изгоями Эроса...

Иногда же еще неожиданно в размеренное течение беседы вмешивались и какие-то голоса, все людей невидимых тут воочию (хотя и находившихся в непосредственной близости; буквально-таки рядом), а также хорошо известных своей обычной непререкаемой авторитетностью всех высказываний, и они также еще только осложняли теперешнее обоюдное понимание Луки и Декановой секретарши. Потом Лука давал девушке какое-то новое поручение (кажется, начертить что-то в трех проекциях), и она выполнила это поручение с суровой простотой. А еще, чтобы отличиться перед Лукой, так начертила даже больше, чем в трех.