Я не был точно уверен, сколько людей я убил, не только потому, что не всегда было ясно, закончил ли дело Маттео или моя пуля вхаосе массового расстрела, но и потому, что в какой-то момент я перестал считать. Какая разница, если я убил двадцать, пятьдесят или сто человек?
Пальцы Арии все еще гладили мой шрам, но я сомневался, что она заметила. Она была полностью сосредоточена на моем лице.
— Когда ты снова убил?
— В ту же ночь. После того первого мужчины я сказал Маттео спрятаться в моем шкафу. Он протестовал, но я был крупнее и запер его внутри. К тому времени я потерял довольно много крови, но был на адреналине и все еще слышал стрельбу внизу, так что пошел на шум с пистолетом. Мой отец отстреливался от двоих нападавших. Я спустился вниз по лестнице, но никто не обратил на меня внимания, а затем выстрелил в одного из них сзади. Мой отец снял другого выстрелом в плечо.
— Почему он не убил его?
О, Ария, такая невинная.
— Он хотел допросить его, чтобы узнать, были ли другие предатели в Фамилье.
— Так что же он сделал с парнем на то время, пока отвозил тебя в больницу?
Будто мой отец когда-нибудь перестал бы пытать кого-то, чтобы я получил медицинскую помощь, а тем более отвезти меня в больницу.
— Не говори мне, что он не повез тебя.
— Он позвонил доктору Фамильи, велел мне зажать рану и пошел вперед, начав пытать парня для получения информации.
Ария медленно покачала головой.
— Ты же мог умереть. Некоторые вещи нужно лечить в больнице. Как он мог сделать это?
— Фамилья на первом месте. — сказал я. Это была правда, которой я жил. Этого мы требовали от наших солдат, и то, чем мы с Маттео должны были жить. — Мы никогда не доставляем раненых в больницу. Там задают слишком много вопросов и вовлекают полицию, к тому же это признание слабости. И мой отец должен был убедиться, что предатель заговорит, прежде чем получит шанс убить себя.
— Значит, ты согласен с тем, что он сделал? Ты бы смотрел, как кто-то, кого ты любишь, истекает кровью, лишь бы ты мог защитить Фамилью и твою власть?
Любовь.
Кто-то, кого ты любишь.
Неужели Ария действительно думает, что я способен любить? Что такие люди, как мой отец или я, могут питать такие чистые эмоции?
Может, каждый ребенок рождается с потребностью любить и быть любимым, но я вырос без этого понятия, и в конце концов оно было выжжено из меня насилием, предательством и жестокостью.
— Мой отец не любит меня. Маттео и я - гарантия его власти и способ сохранить честь семьи. Любовь не имеет никакого отношения к этому.
Лицо Арии сморщилось, отчаяние вспыхнуло в этих детских голубых глазах.
— Я ненавижу эту жизнь. Я ненавижу мафию. Иногда мне жаль, что нет способа сбежать.
Мое тело напряглось при ее появлении.
— От меня? — спросил я, сдерживая ярость и боль, которые принесла мне эта идея.
— Нет. От этого мира. Ты никогда не хотел жить нормальной жизнью?
Она наклонила голову и снова посмотрела мне в глаза, ища проблеск добра или надежды. Ей нужно было понять, кто я, кем я всегда буду.
— Нет. Это то, кто я есть, для чего я был рожден, Ария. Это единственная жизнь, которую я знаю, единственная жизнь, которую хочу. Для меня нормальная жизнь все равно что жизнь орла в маленькой клетке в зоопарке.
Черт, я никогда даже не рассматривал нормальную жизнь, как вариант. Я никогда не мечтал о поступлении в колледж, о нормальной работе. Я даже не был уверен, кем бы я мог стать, если бы не был членом мафии.
Сколько я себя помню, моей целью было стать членом мафии, стать Капо. Все остальное никогда не имело значения.
Я закончил среднюю школу, больше для видимости, чем для чего-либо еще, и только потому, что влияние отца и деньги заставили школьный совет игнорировать мой уровень отсутствия.
— Твой брак со мной сковывает тебя с мафией. Кровь и смерть будут твоей жизнью, пока я жив. — сказал я наконец, ненавидя то, что должен был сокрушить желания и надежды Арии, но зная, что это было лучше раньше.
Она всегда будет моей, и у нее не будет выбора, потому что я ей его не дам. Если она согласится на то, что у нее есть, вместо того, чтобы надеяться на большее, если она смирится с браком уважения вместо любви, тогда, возможно, она сможет пережить эту жизнь и свою связь со мной.
Эта мысль мне не очень нравилась, но забавные глупые эмоциональные фантазии были выбиты из меня в детстве.
Ария кивнула, но не выглядела подавленной. Она действительно выглядела решительной.
— Так тому и быть. Я пойду туда, куда пойдешь ты, неважно, как бы ни был темен путь.
И, в истинном стиле Арии, все невинные и заботливые, она взорвала другую стену, которую я абсолютно не собирался опускать, забирая с собой мою проклятую решимость заставить ее согласиться на узы уважения и удобства.
Я резко поцеловал ее, сгорая от множества противоречивых эмоций, большинство из которых были совершенно чужими и совершенно безумными.
Ария хотела гребаную сказку, историю любви, достойную проклятого голливудского блокбастера. Она была полна решимости получить его, и я не был уверен, что достаточно силен, чтобы отказать ей.
• -- -- •