Лукавое светило

— Надо будет поговорить с ним, — предложил Пименов. — Может быть, одумается.

— Вот и я говорю про то же, — подхватил Колобков. — Отсюда его обязательно надо вырвать. Пусть работает по специальности! Впрочем, после обеда я им займусь. Я с ним крепко потолкую.

Чтоб потолковать с буфетчиком, Колобкову не пришлось ждать конца обеда. Улучив свободную минуту, Филипп Никитич оставил свои графины, мензурки, стаканы и сам подсел к землякам.

— Ну, как там у нас в Заболотье? — спросил он, посматривая то на Пименова, то на Колобкова. — До меня дошёл слушок, что вы богатеете, большое строительство ведёте.

— Уже, можно считать, построились, — ответил Пименов. — На рассказовском выгоне такие фермы возвели, любо-мило!

— Молодцы! — похвалил Филипп Никитич. — Значит, со скотом теперь всё в порядке?

— А вот этого как раз и нельзя сказать. До полного порядка пока ещё далеко. Зоотехника, хозяина, нет.

— Неужели нету? — Филипп Никитич сделал попытку расширить заплывшие глазки, но сумел только собрать морщины на лбу. — Это уж действительно никуда не годится. Зоотехник вам обязательно нужен. Иначе вы хлебнёте горюшка.

— Вот и мы про то же говорим: бедствуем без зоотехника, — сказал Колобков. — На доморощенном практике выезжаем. Помнишь старика Илью Евсеевича? Пришлось его приставить к животноводству.

— Так он же коновал! — заметил Филипп Никитич. — С его образованием вы никогда не поднимете животноводство. Тут нужны люди образованные. А что может сделать Илья? Решительно ничего! Коновал, он и останется коновалом…

Говорил Филипп Никитич складне, убедительно, с вдохновением человека, который знает, о чём он говорит. В его словах то и дело слышались выражения: «Тут нужен передовой опыт!», «Без науки далеко не уйдёшь».

— И я, как земляк, советую вам, — горячился Филипп Никитич, — берите зоотехника, не мешкайте!

— Что же тут мешкать! — согласился Колобков, — Завтра к вечеру снарядим сани, подошлём сюда, и, как говорят старики, с богом в путь-дорогу.

— На санях, пожалуй, холодно будет, — высказал сомнение Филипп Никитич и даже поёжился. — Морозы-то вон какие лютые!

— Ничего! — успокоил Колобков. — Мы побольше сена навалим, тулуп дадим, валенки. Доедешь за моё почтение! Ты только скорей передавай свою целовальню. Ну её к шутам! Передавай скорей!

— Постойте, дядя Вася, — Филипп Никитич откинулся назад и удивлённо посмотрел на Колобкова. — Вы это про кого говорите-то?

— Конечно, про тебя. Сдавай всё это хозяйство — и крышка! А сани завтра будут.

— Извиняюсь, Василий Васильевич! И Егор Иванович тоже! Тут произошло какое-то недоразумение. Я никуда поехать не могу. Ведь я же материально ответственное лицо… Я…

Теперь уже Колобков непонимающе посмотрел на буфетчика.

— Позволь, Филипп Никитич! — оторопело сказал он. — 'Гы говорил, чтоб мы не мешкали? Говорил, а?

— Я и сейчас говорю, что без зоотехника вам никак нельзя. Как специалист говорю вам это.

— А сам, значит, в буфетчиках желаешь быть?

— Видите ли, всякому своё, — уклончиво ответил буфетчик, — Здесь я освоился с работой, получил некоторый опыт, обеспечен и…

Что ещё хотел сказать Филипп Никитич, ни Колобков, ни Пименов не услышали. До их ушей донёсся визгливый голос официантки:

— Филипп Никитич! Два раза по сто пятьдесят и две кружки пива!

А когда Колобков и Пименов собрались уходить, к ним подбежал Филипп Никитич.

— Товарищи! Земляки! — затараторил он, — Я ещё подумаю. С женой посоветуюсь. Вот кончится зима, потеплеет, может, я и подъеду. Только скажите, какие там у вас условия?

— Для зоотехника у нас условия есть, только они не для твоей чести! — сказал Колобков и помахал пальцем перед носом опешившего племянника, — Мы вот тут подумали и решили: без тебя обойдёмся. Другого найдём. Так что желаем здравствовать! Остерегайся недоливов. Прощай!

Через минуту после ухода земляков Филипп Никитич как ни в чём не бывало стоял за стойкой и говорил какому-то «клиенту»:

— Мы обслуживаем только через официантов. Пршу, пжал-ста, за стол. Там подадут и сто пятьдесят и кружку пива…

ПОПУТЧИК

Почтовый поезд Москва — Харьков сбавил скорость, скрипнул тормозами, вздрогнул и остановился. После минутной стоянки произошло то же самое, но уже в обратном порядке: сначала состав вздрогнул, потом скрипнул тормозами, лениво тронулся и стал набирать скорость. Когда за окнами вагона проплыли назад красные станционные постройки, среди которых промелькнуло маленькое здание с большой вывеской «Кипяток», в приоткрытую дверь нашего купе просунулась подвижная фигура в кожаном пальто и такой же блестящей кожаной кепке.

— Егор, кажется, вот здесь есть два места! — крикнул вошедший, бросив взгляд на верхние полки, — Иди, Егор, сюда!.. Простите, граждане пассажиры, эти места свободны?

— Пожалуйста, садитесь! — скороговоркой ответила моя соседка по купе Дарья Петровна, пожилая женщина со следами густого загара на лице. — Места всем хватит.

— Благодарю вас! — кивнула кожаная кепка, — Будем, значит, попутчиками… Егорушка, располагайся! Железнодорожники говорят, что вагон — твоё временное жилище. Поэтому будь как дома. Вот сюда, Егорушка, сюда садись.