Лукавый взор

Может быть, именно для этого трудился он все эти годы, которые Фрази, конечно, считает прожитыми напрасно? Ну и пусть считает. Ее мнение для него ничего не значит! И, кстати, прошли те времена, когда Араго отправлял в печать корреспонденции Лукавого Взора, не сделав в них ни единой правки. Сегодня он в эту публикацию непременно вмешается! Пусть даже двумя-тремя строками. Иначе получится так, что это Лукавый Взор разворошил осиное гнездо, а «Бульвардье» был всего лишь послушным орудием.

Быть послушным орудием Фрази Араго не хотел. Он будет непослушным орудием, пусть даже это – оксюморон!

Араго вынул часы.

Есть шанс успеть сделать то, что он задумал!

На всякий случай, чтобы избежать возможной засады, снова прошел через пассаж, соединяющий дома, однако не дошел до двери Фрази, а спустился во двор, через который можно было попасть на улицу с веселым названием Гогенар, то есть Насмешливый, минуя выход на печальный Мартир, улицу Мучеников. Отсюда было два шага до Предместья Монмартра, и по нему, стараясь держаться в тени и не попадать под предательские лунные лучи, наш герой поднялся к Итальянскому бульвару, а потом по улице Монмартр пролетел прямиком до улицы Кадран, Циферблата.

На углу здания с номером 16 в лунном свете поблескивала вывеска: «Типография и литейная мастерская д’Эвера».

Типографий в Париже имелось немало, однако мастерские для отливки шрифтов были редкостью, оттого дело мсье д’Эвера, снабжавшего литьем и другие типографии, процветало. Вдобавок он брал в печать не только художественную литературу, например, сочинения знаменитого Оноре де Бальзака, но не брезговал и малотиражными газетами вроде «Бульвардье». Впрочем, ни одна частная парижская газета не превышала десятитысячного тиража, так что «Бульвардье» с ее пятью тысячами находился отнюдь не на самой низкой ступени популярности, особенно если учесть, что начинал Араго вообще с пятисот экземпляров!

У двери, загроможденной связками брошюр и газет, Араго попросил позвать мсье Миго, и к нему позевывая вышел метранпаж[166], который сейчас как раз занимался версткой очередного выпуска «Бульвардье». Да, чтобы газета вышла утром, работники типографии ночью не спят!

– Тысяча извинений, Жильбер, – сказал Араго, бывший накоротке со всеми наборщиками и верстальщиками. – Хочу изменить передовицу. Срочный материал.

– Лукавый Взор? – оживился Жильбер Миго, который относился к числу поклонников Лукавого Взора.

Араго кивнул.

– Боюсь, не успеем, – с сожалением покачал головой Миго. – Газета набрана, началась верстка… ладно, я на часик могу приостановиться, у меня есть чем заняться, но вот беда: все наборщики заняты, а текст наверняка не в две строки!

– Не в две, но невелика беда! – решительно заявил Араго. – Я сам наберу. Дай мне только нарукавники и передник. И место около кассы[167].

Миго одобрительно кивнул и повел Араго в наборный цех.

Через полчаса Араго закончил набор, еще через четверть часа получил гранки[168]. Когда проверял их, подошел Миго, заглянул через плечо, читая быстро, как и положено профессионалу; кивнул одобрительно:

– Хорошо, что корректор не нужен, они все заняты. А до чего же забористое название! – И Миго с удовольствием прочел вслух: – «Польская „старка“ для галльского петуха»… Ишь, опять про поляков. Дались вам с Лукавым Взором эти поляки! Между нами, я их тоже нестоящей публикой считаю. А вот это хорошо, очень хорошо! – И ногтем с черной, навек въевшейся в кожу каймой, какая бывает у всех наборщиков и верстальщиков, Миго отчеркнул абзац:

«В подвалах самых неприметных и уединенных особняков Парижа, да и не только его, таятся маленькие типографии, иногда состоящие из одного только печатного станка на манер тех, которые использовали во времена Иоганна Гуттенберга[169]. Впрочем, и этого достаточно, чтобы отпечатать сотню-другую клеветнических измышлений о русском императоре или истории России. Они пропитаны ядом, они исполнены жаждой крови: французской и русской крови, которая будет литься на мельницу уязвленного польского гонора!»

Араго был польщен похвалой: абзац принадлежал его перу.

– А откуда ты знаешь, что есть такие типографии? – спросил Миго.

– Сам видел. Еле ноги оттуда унес.