Лукьяненко

Долго переживал отец, не знал, как сказать сыну — мол, временно все это, ну, год-другой, а там, глядишь, появятся деньги, и учись на здоровье. Думал он, что жизнь станет покрепче с молодой вдовой, но та оказалась прижимистой. Забрала в свои руки все хозяйство, как истая казачка, да что-то чересчур. Ведет счет всему до мелочей: и сколько яиц накопилось в кладовке, и сколько масла коровьего стоит в погребе, и когда сало в городе подороже станет — все знает, всему учет ведет. Копит, бережет, не дает детям лишнего куска. Только и знает, что на продажу, на копейку все переводит. Не по душе все это Пантелеймону Тимофеевичу, не привык он так жить, да делать нечего — снявши голову, по волосам не плачут. Надо терпеть.

Мачехе не очень нравилась увлеченность отца своими младшими сынами. Настал час, и она сказала, когда однажды Пантелеймон Тимофеевич вошел в хату поздно вечером после игры в «дурачка» с соседями, что нравится это ему или нет, но осталось на учебу у нее только 60 рублей и ни копейки больше. К тому ж, заметила она, двоих сразу никто по всей станице и не учит. Слыханное ли дело? Да и к чему? Казаку грамота — чтоб читать-писать кое-как мог, а остальному вахмистр научит. Деды наши, говорит, кое-как крестик поставить могли на бумаге, а прожили не хуже нашего. Не забывай, что Петра скоро снаряжать надо, а деньги откуда возьмутся? Один конь обойдется во столько, что целый год можно и Васю и Павлика в реальном проучить.

Выслушал Павлуша отцовы слова молча. Горько ему стало в первую минуту. Но виду не подал. Может, и правда все наладится. Как знать — уродит хлеб на то лето, и будут у них деньги. И снова пойдет он учиться. Жаль только будет отстать от своих друзей — привыкли за три года друг к другу.

В первые дни он не знал, куда деться от скуки и невыразимой обиды. Часами ждал, когда Вася с занятий придет, расспрашивал его, смотрел тетрадки, даже готовил с его помощью домашние задания. Все надеялся на чудо.

И оно случилось. Через несколько дней законоучитель Василий Акимович Бигдаев при проверке отсутствующих спросил Васю Лукьяненко, где брат, почему он пропустил вот уже несколько занятий. Вася не утаил правды.

На следующий день по приглашению Бигдаева в школу явился отец. Они остались одни и долго о чем-то беседовали. Домой Пантелеймон Тимофеевич возвращался необыкновенно веселым, даже насвистывать что-то озорное пытался, подходя к хате, чего за ним давно уже никто не замечал.

С вечера Павлуша собрал свои книжки, тетради, а наутро его увидели соседи, как он вместе с Васей шагал в училище.

Ушел из училища директор, статский советник Егоров. Николая Давидовича вспоминали добрым словом: немало он сделал для училища с первых дней его существования. Его сменил перебравшийся в станицу из Екатеринодара Михаил Захарович Штепенко, бывший в таком же чине. Этот отличался крайней нетерпимостью к малейшим нарушениям и отклонениям от уставных параграфов. За это реалисты невзлюбили его с первых дней, но своих чувств, конечно, открыто не высказывали. Зато как только представлялась возможность хотя бы в малейшей степени насолить новому директору, они использовали ее непременно.

Входя в класс, Штепенко не спеша оглядывал стоящих перед ним навытяжку учащихся и спрашивал:

— Вот ты, мальчик, — и указывал на кого-либо из детей неподалеку от него. — Скажи на милость, какие цари царствовали на святой Руси после Александра Первого?

Не дожидаясь, как правило, ответа, тут же обращался к другому реалисту:

— Можешь ли ты назвать состав и титулы императорской фамилии?

— …Ее величество императрица… его высочество цесаревич… — сбиваясь и путаясь, прислушиваясь к подсказкам, перечислял испытуемый. Ничего более не спросив, директор качал головой и удалялся.

Преподаватель истории, тоже статский советник, Иосиф Иванович Попов, напротив, слыл среди учащихся человеком добродушным, и его уважали за знание своего предмета и неизменную справедливость. Он оставил по себе добрую память у своих воспитанников на долгие годы. Ко многим недостаткам реалистов Иосиф Иванович умел относиться снисходительно. Он делал скидку не только на возраст, но и на то, что хорошо понимал — большинство ребят росло далеко не в тепличных условиях. «Как говорять, так и пишуть», — любил подшутить Иосиф Иванович. Он имел в виду прежде всего «малороссийское наречие», которое было причиной бесчисленных ошибок в русской орфографии и стиле у его питомцев.

Были и другие наставники. К сожалению, они почти не оставили сколько-нибудь заметного следа в памяти своих воспитанников. Это и обучавшая их французскому языку Ксения Васильевна Зарецкая, и «немка» Валерия Ивановна Кунц. Незадолго перед ними преподавала в реальном новые языки Лариса Ясоновна Яхвледиани. Гимнастикой занимались с Сергеем Семеновичем Протасовым. Он же исполнял обязанности письмоводителя.

Но все же оказался в реальном училище человек, о котором и впоследствии будут с благоговением вспоминать. Преподавателя естественной истории и географии Платона Николаевича Зедгинидзе все, кто учился у него, любили беззаветно.