Читаем Лукошко с трухой. Эссе по истории и культуре полностью

Нарушения закона о престолонаследии имеются у претендентов из других ветвей Романовых. Но главное, что Романовы утратили моральное право на Российский престол. Многие из них также утратили верность Православию, перестали быть русскими по культуре и духу. Предательство Вел. Князьями Государя в 1917 году, неучастие Романовых в Гражданской войне и последующая утрата духовной связи с Россией делает невозможным сохранение верности русского народа Династии. Присяга 1613 года должна быть снята с русского народа Церковным Собором Земли Русской.

Чрезвычайно важным является осознание россиянами духовного смысла Царской власти для России. Отец Павел Флоренский в книге «Около Хомякова» (1916 г.) писал: «…Самодержавие не есть юридическое право, а есть явленный Самим Богом факт, – милость Божия, а не человеческая условность, так что Самодержавие Царя относится к числу понятий не правовых, а вероучительных, входит в область веры, а не выводится из внерелигиозных предпосылок, имеющих в виду общественную и государственную пользу». [161]

Эта очень высокая нота недоступна большинству современных россиян. Кто из нас сегодня способен чувствовать царскую власть как Василий Розанов? В работе «О подразумеваемом смысле нашей монархии» он писал: «…В царской воле и через ее таинственный институт, побеждено чуть не главное зло мира, которое никто не умел победить и никто не умел побеждать: злая воля, злое желание, злобная страсть. Злоумыслить что-нибудь на Царя и отказать ему в повиновении – ужасная вещь в отношении всей истории, всего будущего, тысячи лет вперед». [162] В конце 1917 года, на пороге собственной смерти, Розанов продолжал верить, что у России есть будущее только с Царем: «И мысль, что нет на Руси у нас Государя так облила мою душу, охватила тоской….. что болит моя душа, болит и болит….. И по сердцу своему я знаю, что Царь вернется на Русь, что Русь без Царя не выживет». [163]

Но что сегодня делать большинству россиян, утратившим веру в Промысел Божий? Допустимы ли соображения рассудка, мысли о государственной пользе, против чего предостерегал отец Павел Флоренский, многие другие православные философы? Думаю, сегодня должно сказать: Да, допустимы. Россия гибнет, в Кремле – измена, положение хуже, чем во времена Смуты, – нет времени ждать, пока большинство народа вернется к Вере и через Веру к Царю. Надо разумом проверить все возможности спасения России. Одна из них – Самодержавие. Введение в России декоративной конституционной монархии созвучно украшению горящего дома карликовым пуделем. Я не считаю возможным это обсуждать.

Иван Солоневич в книге «Народная монархия» писал: «Самый плохой царь лучше самого хорошего президента». [164] В этих словах много правды. Президенты, по сути своей, – временщики. Страна поступает в их владение на время. Президенты не думают о стране, как о наследии, передающемся династически от отца сыну. В монархии – меньше проблем с преемственностью власти. Монархами рождаются и с младенчества воспитываются на служение стране и народу. Монархи морально чище, чем президенты, которые правдами и неправдами проталкиваются к власти. Президенты зависят от сил, манипулирующих общественным мнением, – от политической и финансовой элиты своей страны или даже чужих стран. Монархия обещает устойчивость. Монарх не зависит ни от кого. Он – верховный судья над борющимися партиями. Немаловажно, что в многонациональной России верность династии, но не русская национальная идея и православная религия, может объединить всех россиян.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее