Лукреция Борджа

Чезаре ни в чем не был посредственностью: ни в пороках, ни в добродетелях, ни в страстях, ни в преступлениях. Он всегда жил, пренебрегая правилами, и проявил постоянство только в своей необузданности. Он ни в чем не знал меры, и это наложило отпечаток на его личность, чем и объясняется его неспособность быть счастливым. Герой, сын папы римского, ставший кардиналом в семнадцать лет, готовый вступить на королевский трон, способный блистать на громаднейших сценах, погиб в безвестной глуши в Наварре, а эпитафией ему в Санта-Мария-де-Виана стали следующие строки Сориа:

Здесь покоится под слоем праха
Тот, кого все боялись,
Тот, кто в своих руках
Держал мир и войну.
О ты, что идешь в поисках
Предмета восхваления,
Если хочешь восславить достойнейшего —
Здесь конец твоего пути⁵

.

Лукреция наконец была свободна от этой угнетавшей ее тени. Телу ее и душе стало легче, она намеревалась сохранить свою новую беременность до положенного срока и дать Ферраре долгожданного наследника.

Глава XX ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ

К Альфонсо возвращалась надежда. Своей супруге, отяжелевшей от беременности, он подарил котел, топившийся дровами, чтобы упростить ежедневные купания. Он велел расширить ее покои, привел в порядок сводчатую комнату в башне, расписанную Гарафоло. Как и в Ватикане, где Лукреция жила среди персонажей Пинтуриккьо, в Ферраре ее глаз наслаждался живописью, украшавшей стены и потолки, изображавшей д'Эсте в окружении их придворных, сцены охоты, сельские пейзажи. Мастерами здесь были Эркуле Бонакоссо, Лудовико Мадзолино и Бартоломео Венециано.

В углу комнаты рядом с гигантским камином был устроен шатер из красного атласа с белыми полосами, напоминающий дарохранительницу и предназначенный для защиты от холода ребенка, рождения которого ожидали. Там поместили колыбель работы резчика Бернардино Венециано, она была окружена четырьмя стойками, образовывавшими беседку: от самой кроватки вверх поднимались золотые цветы и листья. Изнутри она была обита атласом и устлана простынями и подушками из тончайшего батиста.

3 апреля, когда роды были совсем близки, герцог Альфонсо покинул Феррару, не сказав ни слова жене. Своему ближайшему окружению, удивленному этим отъездом, он сообщил, что отправляется в Венецию на переговоры с Советом Десяти. На самом же деле он просто хотел уехать. Однако Фрассина, акушерка, неотлучно была на месте. Она подтвердила свою отменную репутацию, и утром 4 апреля родился крупный мальчик, довольно некрасивый, с приплюснутым носом. Его назвали Эркуле в память о деде. Альфонсо, примчавшийся в Феррару во весь опор, увидел, что сын его хоть и не красавец, зато, похоже, проявляет волю к жизни. Этого было достаточно. В приливе гордости он показал его, совсем голенького, послам, пришедшим с поздравлениями, чтобы они убедились в том, что «он здоров и все, что надо, у него на месте».

Все осужденные были амнистированы, за исключением дона Ферранте и дона Джулио, погребенных в подземных камерах Кастель Веккьо. Епископ-поэт Октавьен де Сен-Желе, отец великого Меллена, гость Эркуле Строцци, воспел в небольшой оде рождение законного принца. Он воздал должное красотам двора:

В кроватке был младенец
Прекрасный на диво: ни плача, ни испуга,
В ярком одеянии с разрезами,
Прекраснее и величественнее
Всех на свете. Это был сын короля.
Возле него — чинная,
Красивая и грациозная кормилица,
Хорошо и аккуратно одетая
В зеленый бархат с длинным ворсом,
И бесчисленные дамы с ангельскими лицами,
Богато одетые в золотистое сукно и атлас.

Странный поворот истории: сын, который станет преемником своего отца Альфонсо под именем Эркуле II, позднее женившись на дочери Людовика XII, получит титулы герцога Шартра и Монтаржи.

После крестин Альфонсо отправился во Францию. Ему предстояло отговорить короля от вступления в лигу, которая формировалась для борьбы с Венецией. Он опасался, что его вынудят войти в нее, поскольку географическое положение Феррары неизбежно подставляло его герцогство под первый же удар в случае конфликта. Лукреция, как обычно, приняла бразды правления и готовилась воспользоваться относительной свободой, чтобы принять своего верного поклонника Франческо Гонзага.

Когда она была еще увлечена Бембо, маркиз Мантуанский инстинктивно выбрал верную манеру поведения: он мягко и уверенно убеждал Лукрецию, что можно смягчить участь Чезаре, находящегося в испанской тюрьме, а д'Эсте считали, что герцога Валентинуа уже ничто не спасет.