Лукреция Борджа

Брандолини сообщает, что к девяти часам вечера герцог Валентинуа спускается по лестницам дворца к комнате Сивилл. Он послал впереди себя наемных убийц под предводительством Микелетто Корелла с приказанием задерживать всех присутствующих под предлогом заговора против папы, якобы организованного при поддержке семейства Колонна. Посол Неаполя, два врача короля Федерико связаны, связан и он сам, так как находился там вместе с другими посетителями. Только Санча и Лукреция, как это ни странно, ускользают от преследователей и бегут к апартаментам папы просить помощи. Как только они исчезают, Микелетто выходит вперед и быстрым движением при помощи шнурка душит Алонсо в присутствии Чезаре. Когда молодые женщины возвращаются с помощью, дверь закрыта и перегорожена подручным Чезаре, последний заявляет, что в результате падения у герцога случилось кровотечение, приведшее к смерти. Обе никогда больше не увидят Алонсо. Они не смогут даже присутствовать на похоронах.

Сообщение Антонио Грумелли еще более трагично. По его словам, Чезаре в сопровождении Кореллы внезапно появился в комнате Сивилл, где находилась Лукреция, спавшая рядом со своим мужем, и отдал приказ исполнителю убить Алонсо прямо на постели, где лежали супруги. Опытный палач удавил его руками, почти не встретив сопротивления, «даже не помяв ему сорочку». Жертва лежала теперь с выпученными глазами, синим лицом и выпавшим языком. Это было последнее, что увидела герцогиня Бишелье, прежде чем потеряла сознание.

Что касается посла Флоренции, то он писал 22 августа Совету Десяти: «Герцог Бишелье умер 15 числа, и эта весть неожиданная, поскольку говорили, что он поправился и что врачи позволили ему вставать, хоть и оставаясь в своей комнате. Известно также, что в тот день Валентинуа направил вооруженных людей в комнату, занимаемую раненым в Ватикане».

Во всех отчетах сообщается, что Лукреция была привезена без сознания к себе во дворец, а Александр VI потребовал от своих приближенных молчать об обстоятельствах преступления. Он возложил на архиепископа Козенцы, который лишь несколькими месяцами ранее крестил маленького Родриго, организовать погребение праха своего зятя без мессы и отпевания в скромной церкви Notre-Dame-des-Ri'evres. При свете двадцати факелов в первом часу ночи несколько монахов под предводительством дона Франческо Борджа, папского казначея, тихо вынесли и захоронили тело второго мужа Лукреции Борджа¹.

Уже на следующий день Чезаре не только не считает нужным скрывать свое преступление, но даже похваляется им. «Он хотел убить меня, — повторяет он своим близким, — он стрелял в меня однажды в садах Ватикана, а теперь больше не сможет». Однако, чтобы успокоить общественное мнение, в замке Святого Ангела заключены под стражу наставник Брандолини, врачи и шут принца, ставшие свидетелями убийства. Затем, поскольку судебное расследование не нашло улик против них, они были освобождены. «Они были невиновны, и те, на кого была возложена миссия арестовать их, прекрасно об этом знали», — заключает Бурхард. Эта нелепая инсценировка никого не обманула. «Весь Рим говорит об этом, но никто не осмеливается сказать об этом открыто», — пишет Капелло.

Поведение Лукреции еще больше убеждает римлян в том, что речь идет о преступлении. В течение трех дней после трагедии вдова Алонсо, чье здоровье уже было подорвано четырьмя неделями непрестанной тревоги, лежит в постели в сильнейшей лихорадке, сопровождающейся бредом и обмороками, вероятно, вызванными тахикардией. Она не может ничего есть, кажется, ничто больше не привязывает ее к жизни. «Я считаю себя мертвой, что со мной сделают, мне безразлично», — говорит она служанкам. Ее подавленное состояние, судя по всему, могло затянуться надолго, и это обеспокоило Александра VI, поскольку дочь его представляла собой бесценный политический капитал. Пытаясь вернуть ей вкус к жизни и напомнить о материнских обязанностях, он велит нянькам ежедневно приносить ей Родриго, которому тогда было девять месяцев. И как ни странно, но ее выходу из летаргии, кроме сына, способствует и Чезаре. Возможно, желая ее спровоцировать, брат появился в ее комнате в сопровождении воинов, с алебардами, объясняя это желанием обеспечить ее безопасность, он поинтересовался, как она поживает. В ответ сестра лишь бросила ему фразу Горация, указывающую на него как на убийцу: «Тебе ничем меня не удивить».

Молодая вдова не пыталась скрыть свою печаль. Римляне иногда видели, как она блуждает одна или вместе с сыном в окрестностях города, всегда в сопровождении нескольких верных слуг, зорко следивших за ней издали и боявшихся, как бы она не наложила на себя руки. Ее отчаяние даже начинало компрометировать понтифика. Феррарские послы писали герцогу Эркуле: «После смерти мужа она одиноко гуляет по виноградникам близ города, ища там покоя и утоления печали».