Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь

В ответ папский церемониймейстер промолчал. Чезаре с любопытством смотрел на него. Иоганн Буркард. Единственный человек в Риме, чье выражение лица не меняется, неважно, намазан ли его нос духами или дерьмом. Кто пустил эту шутку? Чезаре хорошо помнил Буркарда: высокий мужчина, похожий на цаплю или баклана с маленькими глазками-бусинками, такой спокойный и уравновешенный, но лишь до тех пор, пока не начнет клевать всех и вся. Впрочем, теперь он больше походил на медлительную ящерицу с отяжелевшими веками и свисающими с шеи складками кожи. Он тоже относился к людям неопределенного возраста. Как и художник, он выглядел чахлым и сморщенным. Казалось, ни тот, ни другой никогда не были молодыми. «Некоторые люди рождаются уже иссохшими, – подумал Чезаре. – А другие, например мой отец, слишком сочными».

– Ваше святейшество. Ваше преподобие, архиепископ, – Буркард поклонился так низко, что чудом не свалился на пол. – Я принес вам письмо от испанского посла. Неотложные дела задержали его дома, и он умоляет о прощении. И… прибыл герцог Гандийский.

Папа захлопал от радости в ладоши, совсем как ребенок.

– Как хорошо! Проводите его сюда!

Впрочем, герцог Гандийский, также известный как Хуан Борджиа, уже появился сам.

Чезаре не видел брата очень давно, и хотя он слышал от Педро о чудачествах Хуана, но оказался не готов к тому, что предстало его глазам.

Молодой человек был одет по восточной моде. Его волосы скрывал огромный шелковый тюрбан, похожий на облако сливок, искусно взбитых кондитером прямо на голове, отчего его походка стала нарочито важной, ведь он боялся уронить всю эту красоту. Широкое, расшитое шелком одеяние бордового цвета спускалось до самых колен, а ноги скрывали широкие зеленые штаны и торчащие из-под них кожаные тапки с закрученными носами. На поясе висела тяжелая арабская сабля с изогнутым клинком.

Чезаре посмотрел на отца, однако Александр, похоже, не замечал странного наряда сына – так сильна была радость от встречи с ним. Пинтуриккьо отступил назад, чтобы дать возможность семье воссоединиться, и теперь искал глазами бумагу и мел. Чем замысловатей и цветастей одежда, тем интересней ее писать.

– Чезаре! – крикнул молодой человек, и его вопль был похож на боевой клич. Братья обнялись, Чезаре при этом старался держаться подальше от лезвия сабли. Но отстранившись и внимательно приглядевшись к брату, он увидел не бесстрашного воина, а пухлощекого юнца с пушком на верхней губе, претендующим на гордое звание усов.

Чезаре почувствовал отвращение. А ведь он уже почти забыл, как сильно ненавидит младшего братца. Тем не менее лицо его сияло лицемерной улыбкой – этому он тоже научился у отца.

– Ты только посмотри на себя! Сполето полнится слухами о твоем тонком вкусе, хотя пока никто не рассказывал, что ты оставил святую церковь ради язычников. Что случилось? Мне поднять против тебя армию, или сразимся один на один?

Хуан засмеялся, довольный произведенным эффектом.

– Конечно, один на один! – Заученным жестом он выдернул саблю и рассек ею воздух, а потом направил острие на Чезаре. – Будь осторожней, братец! Перед тобой настоящий мастер клинка!

Лезвие блеснуло на солнце. Чезаре осторожно отодвинул его от себя. Иоганн замер как вкопанный, а подмастерья в глубине комнаты разинули в жадном ожидании рты.

– Твой брат – поклонник стиля принца Джема, – сказал папа. Его голос потеплел от удовольствия – ему нравилось это представление.

Хуан поднял саблю, а затем повертел ею в воздухе и засунул обратно в ножны. Что ни говори, а для того, чтобы выучиться этому, наверняка потребовалось время.

– В самом деле! Он неистовый человек и весьма обаятелен. Знаешь, Чезаре, он воевал почти во всех странах Востока и тысячу раз был на волосок от смерти.

– Всего тысячу?

– Ах, не завидуй! Хуан уже вписал свое имя в историю. Он убил больше людей, чем ты убьешь за всю свою жизнь.

– Да, я слышал, что большая часть из них умерла от смеха.

Папа расхохотался. Ему нравились добродушные шутки сыновей, нравилось, что они такие умные, красивые и полны энергии. Все остальные тоже сочли шутку забавной. Подмастерья, не стесняясь, загоготали, а Пинтуриккьо заулыбался. Даже на лице Буркарда появилось некое подобие улыбки. Недавний конфликт неожиданно превратился в милую семейную сцену. Чезаре понял намек отца, снова заключил Хуана в объятья и похлопал по плечу.

– Как же я рад снова видеть тебя, брат!

– И я тебя! Мы так скучали по твоей кислой физиономии при дворе, правда, отец? – Хуан толкнул Чезаре в грудь. – И едва ли ты сможешь рассмеяться Джему прямо в лицо. Он настоящий тигр! Когда мы с ним выходим в город на прогулку, люди разбегаются.

Чезаре, все с той же улыбкой, бросил быстрый взгляд на отца.

– Ты гуляешь по улице в таком виде?