Лукреция с Воробьевых гор

Несмотря на шумную рекламу, эта затея не вызвала большого интереса. И никто не лез вон из кожи, чтобы удостоиться этой немыслимой чести — попасть на шабаш к Гонерилье. В общаге посмеялись и решили, что для Ольги это всего лишь повод заявить о себе. На факультете у нас была дюжина талантливых ребят, и все они жили в общежитии. Дутых интеллектуалов, натасканных репетиторами сынков, дочек и внуков знаменитостей я не считаю.

— Ты, конечно, слышала о нашем семинаре? — Она сверлила меня своими ястребиными желтыми глазами.

— Еще бы! На факультете только и разговоров, что о вашем семинаре.

— Понимаешь, нас не устраивает тот усредненный уровень, который нам навязывают. — Ольга пропустила мимо ушей мою реплику и начала доверительный разговор. — Наша программа рассчитана на середняков. Да и уровень преподавателей оставляет желать лучшего…

— А меня вполне устраивает, — призналась я. — И сама я как раз и есть тот самый середняк. А уровень каждый устанавливает для себя сам.

— Это верно, верно, — согласилась Ольга. — Но ты на себя клевещешь. Конечно, скромность украшает, но…

И тут она предложила мне сделать доклад по моей курсовой «Поэтика Достоевского» или на любую тему по моему усмотрению. Никогда не предполагала, что в ее голосе может быть столько тепла, участия и понимания. Гонерилья умела лицедействовать, и многие покупались на ее фальшивую ласку.

Это была ее любимая игра: приворожить какую-нибудь простушку, наговорить комплиментов, набиться в подруги. А когда бедняга разлеталась ей навстречу, распахнув объятия, Ольга с каким-то садистским наслаждением ее осаживала, выставляла на всеобщее посмешище, с холодным недоумением напоминала о ее месте, природном убожестве и бескультурье… У нее был целый набор отработанных приемов, унижать людей она очень любила. Наверное, это нужно было ей для самоутверждения.

Когда-то на первом курсе она и со мной это проделала. Мне так хотелось дружить со всеми. Все мои однокурсники казались мне такими необыкновенными, умными и талантливыми. Гонерилья преподала мне жестокий урок на тему «простота — хуже воровства». Я быстро опомнилась и дала отпор, а Аську она топтала долго. Потому что для Аськи Гонерилья была высшим существом из недоступного мира москвичей, куда Аська так стремилась.

Да, я умела давать отпор. Еще как! Но папа учил меня ладить с людьми, даже самыми невыносимыми, не давать волю раздражительности, не грубить. Поэтому я мягко отклонила столь лестное предложение. В марте я собиралась сделать доклад на своем семинаре по Достоевскому, мне этого было достаточно.

Наскоро простившись, я бежала от Гонерильи, украдкой перекрестившись. Потому что верила — встречи с ней сулят только несчастья. Но на этот раз получилось все наоборот. Я тут же столкнулась с Леночкой Мезенцевой.

Она курила у окна и, увидев меня, радостно замахала рукой. При этом искры от сигареты брызнули во все стороны. Ленка никогда не стряхивала пепел, отчаянно жестикулировала, поэтому все ее платья и даже пальто были в подпалинах. Я осторожно приблизилась к ней на безопасное расстояние. У Лены богатый гардероб, а я не могла рисковать единственной серой юбкой и черной водолазкой.

— Ты почему не была вчера на консультации? Игорь спрашивал о тебе, — огорошила она меня.

— Решила, что без этой консультации вполне обойдусь, — пробормотала я.

— И правильно сделала, время сберегла, — одобрила Ленка, норовя стряхнуть на меня новую порцию пепла. — А я давно хотела тебе сказать, Лорик. Наши факультетские Марьи Алексеевны затеяли неприличную возню. Несут всякий вздор об Игоре, будто он морочит тебе голову. Я знаю его много лет. Он замечательный человек и очень ответственный. У него все всерьез…

Тут Лена доверительно коснулась моего локтя, а я ловко увернулась от сигареты и слегка пожала ее руку. Как приятно доброе слово. На душе у меня потеплело. Тем не менее я отвечала равнодушным тоном:

— У нас с Иноземцевым самые невинные отношения. Не знаю, чем вызвана эта буря в стакане воды.

Ленка деликатно промолчала. Потом мы поболтали об экзаменах и ее предстоящем бракосочетании и простились очень довольные друг дружкой. Бывают же люди, которые одним своим присутствием дарят хорошее настроение. Я сама хотела бы стать такой, приносить хоть какую-то пользу людям. Но, увы, это талант, и дается он от природы.

Я открыла дверь комнаты и даже глаза зажмурила от удовольствия: ни души, тишина! Всего пять часов, а сумерки уже подступают, сначала сизые, потом синие и фиолетовые. В комнате особенно уютно, когда горит только моя лампа на столе. Я взобралась с чашкой кофе на широкий подоконник и долго смотрела вниз на безлюдные аллеи, по которым гуляла легкая пороша.

И вдруг — робкий, едва слышный стук в дверь. Сердце — вещун. У нас в общаге никто так не стучал. Обычно колотили нахально и требовательно. Я спрыгнула с подоконника и оглядела себя: потертые вельветовые брюки, папина рубашка. Вздохнула и крикнула:

— Войдите!