Лукреция с Воробьевых гор

Что касается экзаменов. Как только мы поселились вместе на «Измайловской», я перестала быть добросовестной студенткой. Учеба отошла куда-то на третий, четвертый, на самый задний план. Как говаривала Аська: личнуха заела. Я окунулась в личнуху с головой, в свою личную, любовную, семейную жизнь. Сначала была возлюбленной, потом хорошей, заботливой женой, готовила мужу обеды, стирала, гладила. К тому же ходила каждый день на службу.

В ту зимнюю сессию я не сдавала зачеты и экзамены, а с натугой спихивала их. Появились тройки и хвосты. Хвосты я продолжала сдавать в феврале и марте. Игорь мне помогал. У меня были свои планы на будущее: работа в каком-нибудь женском журнале, если повезет. Можно было попробовать себя в журналистике. Я писала стихи и мечтала показать их одному поэту, возглавившему литературную студию у нас в Малаховке. Со всем этим было разом покончено на много лет. Я долго жила только ради Игоря.

Наш медовый месяц длился очень долго, почти год, включая те два месяца до свадьбы, которые мы прожили в Измайлове. Именно в эти дни Игорь неузнаваемо изменился. Такого Игоря мне уже больше не довелось видеть. Сам он как-то изрек, глядя на себя в зеркало:

— Я, кажется, здорово поглупел. Раньше замечал, как другие глупеют, влюбившись, но думал, меня это не коснется.

— Значит, тебе полезно поглупеть. Таким ты мне больше нравишься, — утешила я его. — Ты как будто смягчился душой, опростился.

Главное — он вдруг заговорил. Те слова, которые казались ему такими избитыми и затасканными, полились рекой. Очень долго я не слышала о том, как ему необходима. Только — «люблю, обожаю, схожу с ума». Каждый день я получала маленькие и большие подарки: кусочек душистого мыла, шарфик, колготки, цветы и другие мелочи. Может быть, сегодня эти подарки кому-то покажутся смешными и убогими. Тем, кто забыл, что в то время мыло и стиральный порошок выдавались по талонам и за всякой ерундой тут же выстраивались длинные очереди.

Что касается меня, то я была бы рада даже наперстку, преподнесенному мне Игорем, а от затасканных слов таяла и превращалась в воск. Что-то случилось и со мною в эти недели. Если Иноземцев поглупел, то мне это просто не грозило: тут мне терять было нечего.

Я совершенно утратила чувство реальности и пребывала в других измерениях. Нашу реальность я всегда не любила до отвращения и рада была из нее выпасть. Вероятно, окружающие замечали мое отсутствие. И то, что я не хожу, а парю над землей, едва касаясь ее ногами.

Когда я изредка появлялась на факультете, Гонерилья только посверкивала на меня злыми глазенками издалека, но подходить не решалась. Зато Лена Мезенцева и девчонки из нашей группы радостно махали мне издалека. Сачок, как мы называли курилку, был по обыкновению полон. Синий дым стелился по коридорам едким облаком.

— Старушка, от тебя исходит сияние! У тебя над головой нимб, а за плечами крылья из белоснежных перышек! — таков был общий глас.

— Чему же тут удивляться. Она ведь невеста. Невеста и должна быть сияющей, — грустно заметила Лена, по обыкновению затягиваясь сигаретой.

Мы с ней обнялись и поцеловались. Уже без боязни, что она испортит мне единственную блузку. Теперь у меня был богатый гардероб, и мама готовила мне приданое. Что это такое, я представляла смутно.

Ленка очень подурнела, осунулась, поблекла и все чаще жаловалась на жизнь. Теперь уже не только на родичей, но и на мужа. Ее медовый месяц давно закончился, вернулись будни. Точно такие же, как прежде, даже тяжелее и скандальнее.

— Понимаешь, я так надеялась, что все переменится, мы с Алькой поселимся отдельно от стариков. Как они мне надоели! — стонала Лена. — Со свекровью я выдержала только два месяца. В результате снова под крышей родного дома. Мать категорически отказывается меняться…

Я слушала, но не понимала Ленкиных проблем, хотя и не возражала. Больше всего на свете она мечтала о свободе. Жизнь без родителей казалась ей раем. Но Ленка никогда в жизни не готовила, не стирала, не знала никаких бытовых забот. И не подозревала, что все это на нее обрушится, когда она останется одна, без мамы и бабушки. А Алик плохой помощник.

Но напоминать об этом было бесполезно. Зачем разрушать чужую мечту? Я только утешала Лену и призывала к терпению. Авось все образуется. В отношениях с родными и просто окружающими самое главное качество именно терпение. Остальное приложится.

Поэтому я заходила время от времени в башню, чтобы попить чаю с Аськой и сообщить ей, что теперь езжу каждый день домой — мерить подвенечное платье, готовить приданое. Кажется, она мне верила. Впрочем, не все ли равно. Тем более, что в сессию Ася жила дома и наша чудесная комнатка в башне пустовала. Из всех мест, где мне приходилось жить, она запомнилась мне ярче других.

И домой я наезжала обычно днем. Мы с мамой отправлялись к портнихе примерять платье из белого шифона, юбку и блузку.