Лукреция с Воробьевых гор

Я бы и рада была организовать ей вожделенный кортеж машин, но, увы, ее сын не был «наследником» и «соратником», потому Толян послал к Артурчику «Жигули» с неким Володей (этого человека, по моим наблюдениям, отправляли выполнять самые незначительные поручения), и, таким образом, Артурчик встречал жену с сыном без кортежа. Зато кухонный комбайн, преподнесенный Асе Толяном по случаю рождения ребенка, несколько смягчил этот удар.

Сказать, что у меня водилось много «налички» (термин наших дам), нельзя. Толян время от времени давал мне деньги на вещи, при этом следя, чтобы я одевалась сугубо в контексте нашего круга. Кожаное пальто, отороченное ламой, обязательная норковая шуба (когда я заикнулась, что предпочитаю беличью, он только брови поднял), полушубок из чернобурки, кашемировое пальто, длинные плащи, в которых предпочтительно ездить на машине, а я, между прочим, продолжала кататься на общественном транспорте. Еще Толя щедро давал на книги, и первые месяцы нашей совместной жизни я посвятила собиранию библиотеки, в чем мне охотно помогала Каролина.

Ну и конечно, он не жалел денег на продукты. Их с рынка привозил вышеупомянутый Володя; соленья, варенья и картошку он же доставлял от тети Аллы из Малаховки.

Зато в ресторанах мы с ним почти не бывали, за исключением одного раза, когда Ася заставила Толяна раскошелиться по случаю именин своего сына, которого она назвала Павлом. Мы втроем, оставив виновника торжества дома с Артурчиком, посетили только что открывшееся шикарное заведение под названием «По щучьему велению», или попросту «Щука», где Ася специально для Ленки Мезенцевой, не имевшей возможности посещать такие шикарные места, переписала кое-что из меню:

«Сливочный суп из мидий — 32 долл.

Мариотка из омаров в горчичном соусе — 90 долл.

Полдюжины отборных устриц с Лазурного берега Франции — 2 долл.

Бордо из утиной печенки с булочками «бриоль» — 30 долл.

Шампанское «Дом Периньон» — 800 долл».

Мне же посещение «Щуки» запомнилось прежде всего тем, что, возвратившись из ресторана домой, Толян впервые заговорил со мной о ребенке.

— Наши женщины исправно рожают, — сказал он, — я-то думал, беременность — заразная болезнь… А ты, мать, все порожняком ходишь…

Я и сама не знала, почему не беременела. Мы не предохранялись. И наконец, мое желание или нежелание иметь детей ничего не значило. Но я не хотела ребенка. Я хотела когда-то родить от Игоря. Но дарить «наследника» и «соратника» Толяну — эта мысль приводила меня в трепет. Я знала, что это был бы не мой ребенок, а именно Толин — он бы сумел воспитать его в традициях своего круга.

— Как-нибудь забеременею, — деланно зевнув, пообещала я ему.

— Смотри, поскорее, — очень серьезно вымолвил Толя. — Может, тебе стоит провериться у специалиста? Я дам денег…

На это они денег не жалели, как раз наоборот. Наши дамы все как одна рожали в платных клиниках, где элементарный анализ крови стоил бешеных денег. Им все казалось, что деньги стопроцентно гарантируют защиту от всего того, что случается с простыми смертными, — от инфекции, ошибки в диагнозе, выкидыша, болезни, самой смерти. Конечно, это было не так. Деньгами от судьбы не откупишься, нет.

Ася теперь говорила, что я живу в Зазеркалье, где действуют свои законы, имеются свои ценности, процветает свое понятие о долге, о дружбе, любви и семье. Может, так оно в действительности и было. И возможно, я бы в своем Зазеркалье чувствовала себя совершенно одинокой, если бы не Каролина.

Когда в день нашего переезда на Гончарова она пообещала, что мы станем подругами, я не особенно поверила, потому что вообще-то с трудом схожусь с людьми. Обычно, уступая обстоятельствам, общаюсь с теми, кто оказывается рядом, — в университете, на работе, в доме. А Каролина жила на другом конце города, в Чертанове. Но она потянулась ко мне, и верхом нелюбезности было бы не ответить на ее порыв.

Мы стали вместе ходить по выставкам и картинным галереям, а однажды ей удалось затащить меня к себе домой.

Ее жилище оказалось таким же богато обставленным и комфортабельным, как и мое собственное. Такая же стенка, кровать, кухня, прихожая, люстры — только у меня не было блютнеровского рояля, о котором Каролина отозвалась так:

— С помощью этого инструмента я изображаю из себя несостоявшуюся пианистку.

Мы выпили на кухне по рюмке токая, и Каролина принялась рассказывать о себе:

— Я вообще-то из малообеспеченной семьи. Отец ушел от нас, когда я была маленькой. Мама работала в музыкальной школе, пока Антон не посадил ее воспитывать нашу дочку.

Это было для меня новостью.

— У вас есть дочка?

— Агнии два годика. Мама привозит ее к нам на субботу-воскресенье.

Мне показалось, в ее голосе прозвучала грусть.

— А я считала, что наши мужья постоянно хотят иметь детей у себя перед глазами.

— Сыновей — да, но дочек иногда отпускают воспитывать к бабушкам, если считают, что бабушка может дать им больше, чем мать. Антон именно этого мнения и придерживается.

— А как к нему относится теща? — с любопытством спросила я.