Лукуми

Думаю, я не стал алкоголиком именно по причине сильнейших, бесконечных приступов головной боли, которые следовали за моими вылазками в город. А еще потому, что мне никуда не хотелось ходить. Я никогда не был страстным любителем классического балета, а тем более выхолощенных моралистических постановок советской эпохи, направленных на то, чтобы воспитывать зрителей в якобы твердых принципах, которые на деле лишь оскорбляли истинные ценности. В действительности все это оказывалось таким холодным.

Дружба между представителями разных народов, составлявшая смысл существования университета, была не намного теплее московских зим. Я бы сказал, это была девственная чистота, на которую никто не покушался. В общем, бесполезно описывать злоключения смуглого юноши в стране белокожих женщин со светлыми волосами. Такое даже представить себе невозможно. Мне было очень трудно, невыносимо трудно… но тут меня призвал к себе мой белый дед.

Это случилось вскоре после того, как я стал частенько наведываться на Патриаршие пруды. Я открыл это место благодаря своему новому африканскому другу, посещавшему здание, расположенное неподалеку от площади, с которой Булгаков отправил в воздушный полет Воланда в самом начале «Мастера и Маргариты». В здании, куда время от времени с некоторой опаской заходил мой друг, размещался Институт Африки. На втором этаже дома располагались представительства стран черного континента, правительства которых были близки советскому режиму, а на третьем — представители сил, оппозиционных по отношению к правившим в некоторых других странах реакционным системам.

Всякий раз, когда в одной из стран происходил государственный переворот и к власти приходили прогрессивные силы, соответствующее представительство с третьего этажа вместе со всеми своими пожитками, столами и архивами, шкафами и прочими принадлежностями перемещалось на второй, главный. И наоборот, после падения режима, который поддерживал Советский Союз, представительство этой страны предупреждалось о необходимости покинуть привилегированный этаж и перенести свое имущество на верхний, считавшийся рангом ниже.

Мой друг Нгмбо Скале пребывал в постоянном страхе перед возможной утратой своего ранга гостя из дружественного государства, к тому же родственника одного из главных работников представительства своей страны в этом славном институте. А я, приходя на Патриаршие пруды, вскоре, подобно Воланду, стал испытывать желание, пусть только в мечтах, взлететь над домами, рискуя столкнуться в воздухе с каким-нибудь Берлиозом, или упасть в бреющем полете под колеса трамвая на углу, где ныне располагается бар Маргарита,а напротив когда-то обитал сам Воланд. Я предавался этим мечтам, когда меня призвал к себе дед.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Как моему деду удалось добиться, чтобы мне разрешили поехать в Испанию, мне до сих пор непонятно, и я не перестаю этому удивляться. Галисийцы, они такие: стоит тебе зазеваться, а они все уже сделали. Как? Ах, если б знать! Но я не собираюсь отступать и когда-нибудь надеюсь все же докопаться до истины. Хотя на самом деле не думаю, что мне это удастся. Не думаю, возможно, потому, что у меня в жилах тоже течет галисийская кровь, хотя кто знает. Они плетут свои сети, пошепчутся там, замолвят словечко сям, намекнут, подскажут, но никогда ничего никому не навязывают. Довольствуются тем, что подводят к ответу, формулируя вопрос, … в общем, сплошная неразбериха. Жуткая неразбериха, в которой могут разобраться лишь они сами. Так было и с моим дедом, когда он решил забрать меня в Галисию. Он сделал это совершенно для меня неожиданно. У меня и в мыслях такого не было.

Галисийцы много говорят, все тебе рассказывают, но лишь при условии, что ты их ни о чем не спрашиваешь и умеешь ждать. Сколько? Чего? Ах, мой друг, это известно лишь им одним! Только они решают, когда наступит момент нарушить молчание, когда наконец можно объявить войну одиночеству, которое всегда живет в них, и пуститься в откровение. И тогда в целом мире ты не найдешь более открытых людей, ясно выражающих свои мысли. Но до этого момента, о, если ты спросишь их о чем-то до этого момента, даже что-то совсем незначительное, они будут упрямо молчать. Или избегать ответа. Обычно в таких случаях вместо ответа они сами задают вопрос. Они недоверчивы. Очень недоверчивы. Но чтобы добиться их доверия, тебе не нужно ничего делать. Только ждать. Правда, неизвестно сколько.