Лукунду

- Я не призрак, - нашел в себе силы проговорить Ван Райтен. - Я пока еще жив, равно как и Этчам с Синглтоном. Мы пришли, чтобы помочь вам.

- А, Ван Райтен, - произнес он. - Что ж, мое дело переходит в достойные руки. Удача, Ван Райтен, и в самом деле всегда сопутствовала вам.

Ван Райтен подошел ближе.

- Потерпите, старина, - проговорил он успокаивающим тоном. - Будет немножко больно, но это недолго.

- Сколько уже таких "немножко больно" пришлось мне пережить, отчетливо проговорил Стоун. - Нет, пусть все свершится. Дайте мне спокойно умереть. Сама Медуза Горгона неспособна тягаться с этим. Вы можете срезать сто, даже тысячу таких же головок, но едва ли вам удастся снять с меня его проклятье. То, что впиталось в кости, не выходит через плоть, так что не надо лишний раз кромсать меня. Вы обещаете?!

Мне почудилось, будто я услышал приказ из далекого детства, и ослушаться его не мог ни Ван Райтен, ни кто другой.

- Обещаю,- проговорил Ван Райтен.

Едва отзвучали слова Стоуна, глаза его подернулись пеленой.

Затем все трое уселись рядом с телом Стоуна и стали наблюдать, как прорастала из его тела эта чудовищная голова, сменившаяся целой фигуркой, высвобождавшей свои крошечные, малюсенькие и потому особенно омерзительные ручонки. Их такие же микроскопические, но по форме близкие к совершенству ноготки слабо поблескивали в еле различимом свете луны, а чудом различимые розовые пятнышки на ладонях казались особенно зловеще-натуральными. И все это время они ни на миг не прекращали своего шевеления, подергивания, а правая даже потянулась было к рыжеватой бороде Стоуна.

- Я не вынесу этого, - простонал Ван Райтен и снова взялся за бритву.

Тотчас же открылись глаза Стоуна - жесткие, пылающие.

- Значит, Ван Райтен нарушил данное им же слово, - медленно проговорил он. - Не может такого быть!

- Но мы же должны вам хоть как-то помочь! - взмолился Ван Райтен.

- Сейчас меня уже ничто не может ни ранить, ни излечить, - сказал Стоун. - Просто настал мой час. Это не злой глаз, проклятие идет из меня самого, и оно приобретает очертания тех чудовищ, которых вы видите сейчас перед собой. А я, тем не менее, продолжаю жить.

Глаза его сомкнулись, а мы продолжали стоять, совсем беспомощные, глядя на эту обмякшую фигуру, которая продолжала посылать нам свои последние слова.

Неожиданно Стоун снова заговорил:

- Ты владеешь всеми наречиями? - резко спросил он.

Крошечная головка тут же повернулась и ответила на чистом английском:

- Естественно, я могу говорить на всех тех языках, которыми владеешь и ты, - проговорила она, изредка высовывая свой червеобразный язычок, подергивая губками и покачиваясь из стороны в сторону. Мы даже видели, как проступали ее ребра-ниточки, подталкиваемые изнутри при каждом вздохе воображаемыми легкими.

- Простило ли оно меня? - как-то приглушенно спросил Стоун.

- Не будет тебе прощения, покуда сияют звезды над озером.

И тут же Стоун одним-единственный движением завалился.на бок, а через мгновение умер.

* * *

Когда смолк голос Синглтона, в комнате воцарилась тишина, да такая, что мы могли расслышать дыхание друг друга. Бестактный Томбли первым нарушил молчание:

- Я полагаю, что вы все же отрезали головку и привезли ее с собой в банке со спиртом?

Синглтон неожиданно строго посмотрел на него.

- Мы похоронили Стоуна в таком состоянии, в каком он пребывал.

- Но, - продолжал неугомонный Томбли, - ведь все это действительно звучит как-то чудовищно.

Синглтон напрягся.

- Я и не ожидал, господа, что вы во все это поверите, сказал он. - Но вы не могли забыть те мои слова, которые я произнес в самом начале, и все же повторю их: несмотря на все то, что я сам видел и слышал, я, тем не менее, отказываюсь верить самому себе.