Лулу

И вот теперь, сидя за стеклом в своей коморке и по служебной обязанности, а скорее по привычке, разглядывая тех, кто входит к нам через парадную дверь, я ощущал примерно ту же пустоту, то же безмерное разочарование, которое настигло меня там, у люка. Все эти люди, идущие по мраморной лестнице туда, где ресторан, игорные залы и девочки в шикарных номерах, все они изо дня в день карабкаются наверх лишь для того, чтобы удовлетворить свои потребности, то есть дать выход накопившимся страстям и поддержать в должном состоянии физиологию. И больше ничего! И никакая это не элита, а самое обыкновенное…

Но что же тогда я здесь делаю? Что же, моя мечта сделаться одним из них? Ох, вот опять назревает этот ненужный конфликт с моим alter ego. Получается так, что один из нас рвется к процветанию, готовый торговать буквально всем и вся. Другой же пишет сатирический опус обо всем этом бедламе… Или же написал? Во всяком случае, пора заканчивать, потому что уже не будет ничего такого, что в этой жизни могло бы удивить. Разве что явится некто мудрый, непогрешимый и великий, присядет рядом на скамью и неторопливо, доходчиво объяснит мне, что к чему, в чем я не прав и в чем конкретно заблуждался…

И вот неожиданно перед зеркалом возникает — кто бы вы думали? — да, да, Кларисса собственной персоной и, загадочно ухмыляясь, едва ли не строя мне глазки, осторожно так, костяшками пальцев стучит по хрупкому стеклу. И шепчет:

— Вовчик! Открывай! Есть тема для очень занимательного разговора. А если не откроешь, как бы тебе не пришлось об этом пожалеть.

Ну и что мне оставалось делать? Со скрипом сдвинулось с места массивное зеркало, и в образовавшуюся щель с трудом протиснулась Кларисса. Предвидя такие обстоятельства, право, ей стоило бы изрядно похудеть.

— Тесновато тут, — устраиваясь на откидном стульчике, разочарованно произнесла Кларисса. — Да уж, явно не хоромы! Я думала, у тебя здесь солидный кабинет со всяческими причиндалами. Ну там винный бар, холодильник с закуской и пивком. Да и кушеточка для встречи особенно почетных гостей совсем не помешает. — Тут Кларисса игриво посмотрела на меня. — Хочешь, с Гогой об этом поговорю? Если я попрошу, он мне не откажет.

— Говорил же, что пива давно уже не пью. А коньяк в холодильнике не держат, — с явным раздражением ответил я, намеренно не отреагировав на пошленький намек насчет кушетки.

— Ну-у-у, как знаешь. — Демонстрируя наигранное разочарование, Кларисса продолжала оглядываться по сторонам, словно бы здесь было еще что-то, на что можно смотреть, кроме меня и портативного компьютера. Похоже, многоопытная интриганка так и не решалась перейти от слов к тому делу, ради которого она сюда пришла, слишком уж многое зависело от исхода нашего с ней разговора.

— Неважно выглядишь.

— А потому, что плохо спал.

— С кем? — попыталась она сострить, но, не дождавшись моего ответа, спрятала насмешливую улыбку и спросила ласково, елейным голоском: — А как твоя протеже нынче поживает?

Так-так. Становится уже горячее. Само собой, вся эта пиво-алкогольная прелюдия была лишь для отвода глаз. Теперь же наступает момент то ли очередного вранья, то ли долгожданной истины. Только вот что я смогу ответить ей на прямой вопрос? Да ладно, там видно будет, ну а пока что так:

— Да не твое дело…

— Это как сказать. Кому, кроме меня, о тебе, пропащем, позаботиться? Подружки твои давно небось все вышли в тираж, и что же остается? Эта жалкая беззубая тварь Томочка либо и того хуже… Вот и Николаша уже с интересом на тебя поглядывает. — Кларисса ухмыльнулась одной стороной лица, на другой по-прежнему изображая безусловное сочувствие. — Не веришь? Ну вот ей-богу! Истинный крест! Век воли не видать! — Я так и не понял, то ли она перекрестилась, то ли еще что, а между тем Кларисса продолжала: — И вдруг среди этого унылого в общем-то небытия, вроде бы ни с того и ни с сего возникает эта девочка, словно бы фея, вышедшая на лужайку из глухого леса. А кстати, Вовчик, как все-таки она к тебе попала?

Ну вот опять! Опять возникает такое ощущение, будто лежу, болезненной немощью прикованный к кровати, и даже некому сбегать в магазин. А из репродуктора что-то пронзительно-визгливое наяривает неутомимый патлатенький скрипач, и мне опять до него никак не дотянуться.

— Ты меня не тронь, потому что я железная, — словно бы подслушав, о чем я сам с собою рассуждаю, вдруг заявляет мне Кларисса и, выпятив и без того внушительный живот, корчит совершенно отвратительную рожу.

И в самом деле, что ты с ней поделаешь? Остается лишь молча сжать кулаки и, немея от предчувствия трагической развязки, ждать, когда же объявят приговор.