Лулу

– В этом-то и дело! – вдруг завопил обрадованный Веня, как будто именно этих слов с самого начала разговора он от меня и ожидал. – То есть тут проблема именно в том, кто ! Я ведь только об этом и толкую. Ну кто, как не я, поможет устранить все, что искажает требуемый умственный настрой. Вам, Вовчик, мои методы хорошо известны. За небрежность терминологии поднадзорных розгами порю, за нарушение логики сажаю в долговую яму. Ну а за более серьезные проступки… – Тут Веня проворно подскочил и, злобно похихикивая, хлопнул меня ладонью по спине. – Ну, ты, наверное, уже догадываешься, что тебя при этом ожидает? Так что будь добр, давай-ка не будем препираться, – подытожил он, снова переходя на «ты».

Странная, надо сказать, манера – то «ты», то «вы», что характерно всего более для провинциальных дам и недоучившихся столичных аспирантов.

– Да я вроде бы ничего такого не имел в виду… – осторожно возразил я, недоумевая, о каких таких поднадзорных и о какой яме он мне только что твердил. Впрочем, то, что я у Вени по уши в долгах, само собой разумеется, а потому неопровержимо.

– Вот это-то и скверно! – Веня продолжал настаивать на своем, и куда его на этот раз несло, мне понять по-прежнему не удавалось. – Скверно то, что у тебя черт-те что творится в голове, даже когда находишься при делах, я уж не говорю о том безобразном состоянии ума, когда ты не на работе. Я тебе больше скажу, сомнения вызывает не только голова, но и во всем твоем организме есть еще много неизученного. – Веня снова, в который уже раз уперся взглядом чуть пониже моего пупка, будто не было во мне ничего более заслуживающего его внимания. – Словом, Вовчик, прежде чем выставлять тебя на аукцион, надо бы посмотреть, что там у тебя внутри. Можно ведь и такое предположить, чем черт не шутит – а может, ты у нас заразный?

Аргумент, что ни говорите, был убийственный, особенно если учесть мою личную заинтересованность в сохранении здоровья. Что ж, в принципе я не возражал. Жаль только, что справку с собой не захватил о проведенной не далее как год назад полнейшей клинической диспансеризации. Впрочем, если надо, можно документик позже занести. Однако здесь, видимо, требовалось совсем другое.

– Нуте-с, вот! – Веня уже потирал руки в предвкушении чего-то такого, о чем мне пока не полагалось знать, я же с нетерпением и некоторой внутренней дрожью ожидал, какую же каверзу он мне на этот раз устроит. – Наше сознание, Вовчик, как тебе, наверное, уже известно, находится в мозгу, мозг в голове, а голова обретается на шее. – При этом Веня выразительно покрутил кудрявой головой. – Некоторые вульгарные марксисты-экспериментаторы предпочитают сначала вдребезги разбить пациенту голову, а уж потом начинают изучать, что у него там внутри, в мозговых извилинах. Это если что-то сохранилось. Я же намерен пойти по более либеральному пути, то есть запустить в твою кровеносную систему несколько миниатюрных зондов, совсем крохотных, этаких зондов-червячков, которые будут очищать организм от всякой ереси и скверны, а заодно должным образом направлять твою мысль, даже подсказывать нужные слова и вообще – осуществлять круглосуточный надзор на уровне головы, печенки и некоторых других интимных органов. – Веня снова захихикал. – Эй, Вовчик, ю андерстенд? Полагаю, что кое-какие элементы внутреннего контроля с моей квалифицированной помощью уже внедрились в твою кровь.

Я вздрогнул. Мне показалось, что толстый черный червь ползет вдоль по моей аорте, покусывая по пути следования все, что попадется на его пути. Хоть красное кровяное тельце, хоть белое – все сойдет, когда голодный. Вот червь обозрел систему сердечных клапанов, мельком глянул, что творится в прокопченных бронхах, и, убедившись, что там, к сожалению, поживиться нечем, стал понемногу подниматься выше, к тому загадочному, волнующему воображение веществу, что скрыто в черепной коробке. Однако вот ведь незадача! Оказалось, червь по дороге так нажрался, что дальше ему как ни крутись, как ни вертись, но точно не пролезть. Ну нет, так ведь нельзя. Надо что-то делать!

– Эй, доктор! – Это кричу я, сам вроде бы не желая того, внезапно превратившись в раздосадованного неудачей червяка. – Авария! Срочно принимайте меры!

И, как отдаленный звон колоколов к заутрене, насквозь пронизав нежные жировые и кожные покровы, до него, то есть теперь уже до меня, ползущего по венам и артериям, длиннющего и мерзкого червя, донесся голос Вени:

– А ну-ка, раздевайся и на стол!

– Веня, может быть, не надо? – взмолился я, уже снимая пижамные штаны и тем самым демонстрируя свою готовность положить последние остатки целомудрия на алтарь научного прогресса.

Но Веня был неумолим: