Лулу

Итак, судя по всему, у меня гостья. А поскольку не подает завтрак прямо мне в постель, мы с ней еще недостаточно близки, чтобы заниматься любовью, одновременно поглощая яичницу и бутерброды с кофе. Тут неизбежно возникает вопрос: а кто в таком случае это может быть? Впрочем, подобные задачки решаются элементарно просто. Я потянулся, помассировал себе немного руки, шею, грудь, после этого не торопясь откинул одеяло и стал выбираться из постели, одновременно засовывая ноги в шлепанцы. И лишь затем в чем был, то есть в голубых сатиновых трусах, отправился выяснять, что там и как, на кухню. Сразу скажу, что после недавно случившегося разочарования с некой Томочкой ничего хорошего от посещения даже своей собственной кухни я уже не ждал.

За сервированным к завтраку столом сидела юная леди в моей любимой динамовской футболке, которая, подчеркивая некоторые особо выдающиеся особенности девичьей фигуры, целомудренно прикрывала верхнюю часть ног. Надо признать, все, что я увидел, было сделано со вкусом, то есть именно так, как полагается, — и сервировка, и яичница-глазунья из четырех яиц на пышущей жаром сковородке. И даже светлая челка моей гостьи вполне гармонировала с интерьером кухни, в основном выдержанном в бежево-коричневых тонах с отдельными вкраплениями оранжевого и бледно-зеленого. Сама же гостья, изящно подперев рукою голову, выжидательно смотрела на меня.

— Доброе утро! Если не хочешь, чтобы кофе остыл, тогда поспеши, пожалуйста.

Какое отношение к приготовленному кофе имел предстоявший мне утренний туалет, я так и не осознал, видимо, спросонья это трудно сделать. Но было ясно, что чаю мне сегодня не видать и даже для бритья времени уже не оставалось. Что ж, тем хуже для нее, ну а я без утреннего поцелуя как-нибудь да обойдусь — по правде говоря, не одобряю я все эти телячьи нежности. Наскоро сполоснув лицо и надев рубашку, я присел за стол.

Интересно, надо ли мне первым представляться или же она сама свое имя назовет? С некоторых пор я стал замечать, что по утрам у меня случаются провалы в памяти. Можно предположить, это оттого, что плохо спал либо насыщенный событиями сон смешал все в кучу, так и не связав отдельные фрагменты впечатлений в некие безвредные для моего сознания сюжеты. Итак, а что же будет дальше, пытался я угадать, кусок за кусочком отправляя в рот горячую глазунью.

— Вкусно? — неторопливо прихлебывая кофе, поинтересовалась Лулу.

Ну да, конечно… То есть именно так я и ответил. Но если вы решите, что после того, как я все вспомнил, сразу расхотелось есть, тут-то вы уж точно ошибетесь, поскольку ничто так не возбуждает мой аппетит, как неразгаданная тайна или незавершенное расследование. К слову, именно на этот случай я и таскаю с собой на работу бутерброды. А вы что думали — неужели и впрямь поверили, будто меня там из рук вон плохо кормят?

Так вот, переходя от гастрономических изысков к проблемам личного характера, перво-наперво следовало определить — моя ли это дочь? И если так, то зачем она сюда явилась? Впрочем, ответ на четко сформулированный вопрос вполне мог повлиять на то, смогу ли я поверить в остальное, потому как самое надежное средство выяснения истины — это поймать подследственного на противоречиях, иными словами, вынудить к тому, чтобы он неопровержимо свидетельствовал против самого себя…

Ну что за дела! Нет, все-таки, не выпив с утра чаю, я способен исторгнуть из своей утробы лишь форменную чепуху. Надо же и то понимать, что кофе я пью по ночам, когда это требуется для работы. Отсюда и все эти экзерсисы насчет клиентов с их невыносимо надоевшими противоречиями — то есть просто-напросто срабатывает чисто профессиональный интерес. Здесь же ситуация в корне отличается от вполне привычной. Вот и думай теперь, что делать и что бы такое предпринять, — эти самые вопросы и вертелись в моей голове, пока я допивал понемногу остывавший кофе.

Собственно говоря, все, что требовалось сейчас, — это просто продолжить диалог, поскольку Лулу, похоже, исчерпала свой запас банальных фраз, необходимых для поддержания застольной, ничего не значащей беседы. Что же касается меня, то для того, чтобы я с утра связал хотя бы пару слов, требуются усилия неимоверные, и даже не столько от меня, сколько от предмета моего внимания. То есть я сам всего лишь готовился к тому, чтобы внимать. Внимать — это потому, что вроде бы с моей стороны все, что только можно, было еще накануне сказано.

И тут вдруг Лулу задала неожиданный вопрос:

— Я тебе нравлюсь? — и сделала грустное, слегка задумчивое лицо.

С чего бы это? Вот так вот я сижу, смотрю на нее и не могу понять, то ли я сплю и вижу сон, то ли наяву все происходит. И снова она повторяет эти дивные слова:

— Я тебе нравлюсь?

А я повторяю то же, но уже вслух:

— С чего это ты?

— Я же вижу, как ты мучаешься.