Luminosity - Сияние разума (СИ)

Только то, что следует за обращением — вечная жизнь — имеет реальное значение. Если все проходили обращение без последствий…

— Нет, — почти прошептал Эдвард. Ему пришлось поразмыслить об этом, но он ничего не вспомнил.

— Есть ли хорошая причина — с медицинской точки зрения — по которой мне нужно быть в сознании, когда в моем теле будет яд? — спросила я. — Я понимаю, что большинство методов не смогут вырубить меня на три дня, но, возможно, я смогу пропустить хотя бы их часть. Возможно ли применить обезболивающие, например, дать мне большую дозу морфия?

— Не вижу никаких препятствий, — тихо ответил он.

— Если я буду умолять о смерти во время обращения, убьешь ли ты меня на самом деле? — задала я вопрос. — Или даже если не буду молить? Добьешь, чтобы я умерла и быстро отправилась в рай, до того, как будет слишком поздно…

— НЕТ! — резко вскричал Эдвард.

— Нет, — повторил он тише, словно надеясь стереть свою вспышку ярости и заменить ее отредактированной версией. — Белла, я не хочу, чтобы ты умерла. Я хочу, чтобы ты жила. Я просто хочу, чтобы ты жила так, как должно. Человеком.

— Я не смогу делать это вечно, — прошептала я. — И каждый день я буду ходить на хрупких ногах, глядя на мир слабыми человеческими глазами, пытаясь защитить себя при помощи хрупких рук с риском для жизни. Я восприимчива к атакам. Меня можно ранить. Можно убить. Поскольку нет уверенности, что ты прав насчет загробной жизни — а ты знаешь, что я в этом не уверена — есть шанс, что я умру. Навсегда. Безвозвратно. Если ты не хочешь, чтобы я умерла, твоим желанием должно быть обеспечение моей безопасности. Эдвард, я очень рискую.

Он уронил лицо в ладони.

— Я хочу, чтобы ты жила, — прошептал он.

— И я хочу жить, — ответила я, спокойно и решительно. — Мне нравится жить. Я люблю этот мир, и мне нравится пребывать в нем. Я хочу увидеть и изучить все.

Он поднял взгляд, опустив руки. Потом он поднял одну, и прикоснулся к моему лицу. Его ладонь на моей щеке была прохладной и гладкой.

— Я никогда не смог бы убить тебя, Белла, — сказал он. — Никогда.

Только одно чувство безраздельно владело им, когда он говорил это — ему было необходимо, чтобы я ему поверила, поверила его словам, почувствовала себя с ним в безопасности. Он вложил в эти слова всю свою искренность, до последней капли, своим нежным голосом умоляя меня им поверить.

Я ощутила минутный порыв сделать ему замечание насчет того, как он более чем рьяно стремился позволить мне умереть, пусть даже и от старости. Но я не была уверена, что его стремление осталось таким же пылким — не после того, как я вытащила на поверхность его эмоциональный конфликт из-за этой проблемы. Возможно, он как-то идеализировал смерть от старости по сравнению со смертью от увечий или болезни. Но пока я была человеком, я не была защищена от двух последних, менее идеальных путей в могилу. Они были реалиями человеческой жизни.

Поэтому я подняла руку и коснулась щеки Эдварда в симметричном жесте. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул.

— Эдвард, — спросила я, — ты поможешь мне выжить?

Эдвард кивнул.

*

Джессика как ребенок радовалась возможности посплетничать, когда я ей сообщила, в перерыве между геометрией и испанским, что мы с Эдвардом “встречаемся” (я решила использовать именно это выражение). Я привнесла в свой голос достаточно радостно-визгливых нот, чтобы повысить правдоподобность “тошнотворно неразлучной парочки”, демонстрировать которую мы с Эдвардом будем в течение следующих нескольких месяцев. Джессика хотела узнать каждую возможную мелочь о нашем свидании в субботу, выпытывала точную информацию о том, как мы провели вечер понедельника, а также довольно навязчиво выясняла, что я к нему чувствую. Я успокоила ее яркими подробностями — назвала ресторан, где мы были; сказала, что согласно моему мнению понравилась его родителям и сестрам — оставив ее додумывать, как это применимо к его братьям — а затем изобразила неподдельный интерес к испанским словам, связанным с погодой.

После испанского Эдвард подошел ко мне, когда мы с Джессикой шли на обед.

— Белла — произнес он своим самым чарующим тоном, и предложил мне руку. Я взяла его под локоть, и затем лишь слегка повернула голову, чтобы подмигнуть Джессике, которая, казалось, готова была взорваться от волнения. Она перешла на откровенный бег, и стремглав ворвалась в кафетерий.

— Майк! Лорен! Анжела! — я слышала ее выкрики до тех пор, пока за ней не захлопнулась дверь. Я все еще могла различить ее пронзительный голос, но не отдельные слова.

Эдвард и я продолжили идти в более спокойном темпе.

— Она рассказывает всем, у кого есть уши, как и планировалось? — спросила я.

— Ты хочешь, чтобы я проверил? — спросил Эдвард.

— Слушай, но не читай мысли, — ответила я. — Она кричит в общественном месте. Что бы она ни говорила, эта информация явно не предназначена быть приватной.

— Да, она всем рассказывает, — подтвердил он. — Ты сегодня сидишь с нами?

Я кивнула.

— Возможно, мне следует садиться с Джессикой и остальными, скажем, раз в неделю, — сказала я, — не хочу полностью выпадать из их круга.