Луна и шестипенсовик

Может быть, сила и оригинальность Стриклэнда оказались бы недостаточными, чтобы поправить дело, если бы замечательная склонность человечества к мифотворчеству не отбросила нетерпеливо этой биографии, ни в какой степени не удовлетворявшей стремления людей к необычайному, а затем доктор Вейтбрехт-Ротхольц не выпустил работу, окончательно рассеявшую сомнения всех любителей искусства. Доктор Вейтбрехт-Ротхольц принадлежит к той школе историков, которые считают, что человеческая натура не только плоха в той мере, как ее обычно изображают, но на самом деле даже гораздо хуже. Однако читатель получает от их работ более удовлетворения, чем от тех писателей, которые находят удовольствие в том, чтобы выставлять великие романтические фигуры образцами домашних добродетелей. Что касается меня, я очень огорчился бы, если бы оказалось, что связь Антония и Клеопатры покоилась исключительно на экономическом интересе, и потребуются доказательства особенной и чрезмерной силы, чтобы убедить меня, будто Тиберий был таким же безупречным монархом, как и король Георг V.

Доктор Вейтбрехт-Ротхольц в таких выражениях раскритиковал невинную биографию, написанную преподобным Робертом Стриклэндом, что трудно не поддаться некоторому чувству симпатии к злосчастному пастору. Его благопристойную сдержанность Вейтбрехт клеймит как лицемерие, его уклончивость называет ложью, а замалчивания поносит как предательство. И на основании этих погрешностей, недопустимых у серьезного биографа, но извинительных у сына, Вейтбрехт-Ротхольц обвиняет англо-саксонскую расу в жеманстве, лицемерии, самонадеянности, плутовстве, лукавстве и недобросовестности. Лично я думаю, что было опрометчиво со стороны пастора, желая положить конец слухам о некоторых «неприятностях» между его отцом и матерью, утверждать, будто Чарльз Стриклэнд в письме, написанном из Парижа, называет свою жену «превосходной женщиной». Доктор Вейтбрехт-Ротхольц печатает факсимиле того же письма, из которого явствует, что приведенные слова вставлены в следующую фразу: «Будь проклята моя жена, хоть она и превосходная женщина. Хотел бы, чтобы она отправилась в ад!»

Доктор Вейтбрехт-Ротхольц был восторженным поклонником Чарльза Стриклэнда, и потому нельзя было опасаться, что он постарается обелить Стриклэнда. Вейтбрехт безошибочно угадывал неблаговидные мотивы в самых невинных по виду поступках. Он был таким же хорошим психопатологом, как и знатоком искусства, и в подсознательной области для него почти не было тайн. Ни один мистик не проникал глубже его в смысл обыденных вещей. Мистик видит неисповедимое, психопатолог – не сказуемое. Очаровательно увлечение, с которым ученый автор выкапывает разные черточки, способные бросить тень на его героя. Его сердце отогревается, когда он может привести какой-нибудь пример жестокости или низости, и он ликует, как инквизитор на ауто-да-фе еретика, когда, открывая какую-нибудь забытую историйку, может смутить сыновний пиетет пастора Стриклэнда. Прилежание его изумительно. Ничто не могло ускользнуть от него, как бы ни был мелок факт, и будьте уверены, что, если Чарльз Стриклэнд оставил неоплаченный счет прачки, документ будет приведен in extenso[7]; а если Стриклэнд уклонился от уплаты занятой им полкроны, то ни одна подробность этой сделки не будет пропущена.

Глава II

Но если о Чарльзе Стриклэнде написано так много, то не может ли показаться, что мои воспоминания о нем не нужны? Памятник художника – его работа. Правда, я знал Стриклэнда более близко, чем многие другие. Я встретился с ним в первый раз, когда он еще не был художником, видел его довольно часто и во время трудных лет, проведенных им в Париже. Но все же не думаю, чтобы я выступил с воспоминаниями о нем, если бы война случайно не забросила меня на острова Таити. Там, как известно, Стриклэнд провел последние годы своей жизни. Там мне пришлось столкнуться с людьми, близко его знавшими. Я получил возможность пролить свет как раз на ту часть его трагической жизни, которая оставалась наиболее темной. Если те, кто верит в гениальность Стриклэнда, правы, – личные рассказы людей, близко соприкасавшихся с ним, вряд ли могут быть излишними. Чего бы мы не дали теперь за воспоминания лиц, знавших Эль Греко так близко, как я Стриклэнда?

Но я не пробую оправдываться. Кто-то, – не помню, кто, советовал людям для блага души делать ежедневно две вещи, которых они не любят. Это был мудрый человек, и я с точностью следовал его совету: каждый день я вставал и каждый день ложился в постель. Но в моем характере есть склонность к аскетизму, и я раз в неделю подвергал свою плоть еще более суровому испытанию. Я всегда читал «Литературное приложение» к «Таймсу». Целительная дисциплина созерцать громадное количество новых книг, светлые надежды, с какими авторы смотрят на них при их выходе в свет, судьбу, подстерегающую их. Есть ли шансы для книги быть замеченной среди этого множества? И даже те книги, на долю которых выпадет успех, пользуются успехом в течение лишь одного сезона.