Луна и солнце

— Ведь мы же сейчас в состоянии войны с голландцами, мадемуазель де ла Круа, — напомнила мадам.

— Достаточно одной маленькой кампании следующим летом, чтобы положить этому конец, — провозгласил Шартр.

— Не надейтесь, что вам снова поручат командование! — обнадежил его месье.

— Но кавалерия под моим началом одержала победу!

— А напрасно, вот это было совершенно ни к чему!

— Натурфилософия может сделать войну ненужной и положить ей конец, — в наступившей тишине робко произнесла Мари-Жозеф.

— Ну разумеется! — поддержал ее Шартр.

— Положить конец войне могут дипломаты месье де Кретьена, — сказал Лоррен, — беспрепятственно пересекающие границы.

— Поэтому, без сомнения, — заключил месье, — вы получите свой микро… как его там.

— Чрез его посредство можно узреть невидимое, отец, — вмешался Шартр.

— Как чрез посредство Библии? — осведомилась мадам.

— Можно увидеть крохотные вещи, мадам, — заверила ее Мари-Жозеф. — Например, если бы мы посмотрели в микроскоп на блох Георгинчиков, то заметили бы на их блохах других блох, поменьше.

— Мы должны немедленно заняться исследованием блох! — объявил Лоррен.

— Я бы предпочла обойтись без этого, — сказала мадам.

Под боком у Шартра точно из-под земли вырос еще один лакей. Шартр потянулся было за бокалом, но Лоррен опередил его столь изящным движением, что Шартр даже не смог возмутиться.

— Вы целый вечер ничего не пили, мадемуазель де ла Круа, — сказал Лоррен. — Выпейте, успокойтесь, забудьте о войне и натурфилософии.

Мари-Жозеф не испытывала необходимости успокоиться, но ей хотелось пить, и потому она взяла бокал. В пурпурном вине вдоль серебряного обода бокала причудливыми узорами отражался свет.

Она чуть-чуть отпила, ожидая почувствовать горьковатый, водянистый вкус вина, которым их причащали в монастыре. Вместо этого ее языка коснулся темно-бордовый бархат. Мари-Жозеф ощутила благоухание фруктов и цветов. Она сделала еще один глоток, с закрытыми глазами наслаждаясь вкусом. «Этим вином можно наслаждаться, просто вдыхая его аромат», — подумала она.

Открыв глаза, она обнаружила, что Лоррен глядит на нее сверху вниз, пленив ее своей веселой улыбкой.

— Вам понравилось, — вынес он вердикт.

— Как же иначе, — откликнулся месье, — такой восхитительный букет.

— Вы преподнесли мне мой первый бокал вина! — призналась Мари-Жозеф.

— Первый?! — в ужасе воскликнул месье.

— А чем еще я могу одарить вас… первым? — тихо и вкрадчиво спросил Лоррен.

— Вы не так поняли меня, сударь.

— А что же вы пили в этой колонии, на богом забытом острове? — спросил месье, изумленно глядя на нее, словно на заморскую диковинку.

— В монастыре, сударь, мы пили слабое пиво и воду.

— Воду?! — воскликнул месье. — Скажите спасибо, что вообще остались живы.

— Какая восхитительная невинность! — добавил Лоррен.

Мари-Жозеф отпила глоток вина и взглянула на Лоррена из-под опущенных ресниц:

— Вы льстите мне, сударь…

— Я?! Помилуйте, всем известно, что я говорю только правду и ничего, кроме правды.

— А монахини всегда предостерегали меня, сколь коварна лесть…

— Забудьте о моей преданности, забудьте о моем восхищении, молю вас, мадемуазель де ла Круа. Муки разбитого сердца хоть сколько-то меня развлекут.

Шартр хмыкнул и осушил еще один бокал вина.

— Забудьте о его жалком остроумии, — отрезала мадам. — Он лишь тщится развлечься, пресытившись скукой. Монахини простили бы даже Лоррена, если бы им пришлось вынести хотя бы один прием при дворе его величества.

— Они вынесли… — Мари-Жозеф помедлила, пытаясь унять дрожь в голосе, — мы все вынесли безмолвие монастырских стен.

Лоррен с поклоном поцеловал ей руку.

— Вы — истинное украшение двора, милая мадемуазель де ла Круа, как некогда ваша матушка.

Она отняла у него руку, стесняясь загрубевшей кожи, состояние которой неоднократно порицал месье.

— Идемте, дорогой шевалье, — громко и радостно провозгласил месье. — Вы должны сразиться в бильярд с моим братом-королем.

Он взял Лоррена под локоть и повел его прочь из зала. Шартр последовал за ними, спотыкаясь не только по причине своей хромоты. Мари-Жозеф сделала реверанс, но все трое уже успели отвернуться.

Внезапно Лоррен оглянулся на нее через плечо, простер к ней руку и трагически вздохнул.

Мадам схватила Мари-Жозеф за руку.

— Если ваш брат не желает избавить меня от скуки, вы должны взять это на себя! — заявила она. — Пойдемте же, отыщем какой-нибудь тихий уголок.

— Мадам, неужели вы можете скучать?

— Как же иначе, мадемуазель де ла Круа? Ничего, вы поймете меня, проведя при дворе год и вытерпев примерно триста этих бесконечных вечеров. Я предпочла бы писать письма или заниматься своими коллекциями. Жду не дождусь, когда отчеканят медаль в честь плавания отца де ла Круа! Надеюсь, она будет достаточно эффектной!

Она нашла канапе в приоконной нише и уселась на него. При посторонних она не могла предложить Мари-Жозеф сесть в ее присутствии, даже если бы ей в голову пришла такая мысль.

— Я ничего не могу рассказать вам о плавании брата, — призналась Мари-Жозеф. — С тех пор как он вернулся, мы и минуты не провели вместе.