Пакурару взял письмо и сунул его в карман — прочту, мол, в перерыве. Каймакану понравилась его выдержка. Он перевел глаза на Некулуцу. Вот тоже настоящий парень. Любо глядеть! Шея, руки, ноги ладно пригнаны и свинчены, как в первоклассном механизме. Некулуца тоже был среди первых и все задания выполнял охотно, с большим рвением. Он всегда радовал Каймакана неиссякаемым пафосом исполнительности.
«Только, кажется, он добряк, — подумал Каймакан, — нет у него той хватки, что у Пакурару…»
Каймакан хотел подойти к нему, но вдруг увидел Топораша.
Инженер чуть не споткнулся о солнечную полосу на полу и повернул к выходу. Бежать? Ну нет! Этого еще не хватало! Он должен пробрать мастера. Опять он небритый, с воспаленными глазами. И как он шаркает! Какое кислое выражение лица! Не умывался, конечно…
Не глядя на инженера, Топораш прошел к своему столику. Старик упорно делал вид, будто роется в своих бумажках. Стиснув руки за спиной, Каймакан глядел на него.
— Здравствуйте, товарищ Топораш!
Он старался говорить суровым тоном, и все-таки в его голосе сквозила какая-то уступка.
Мастер встал с отсутствующим выражением лица, ссутулившись. Он оторвал взгляд от бумаг, но по-прежнему не глядел на того, кто стоял перед ним.
Добрая нотка в голосе Каймакана сразу исчезла:
— Почему вы заставляете меня, товарищ Топораш, постоянно делать вам замечания? Я неоднократно обращал ваше внимание на то, чтоб вы брились вовремя, заботились о своем внешнем виде и достоинстве. Ибо здесь… — Он секунду колебался, но потом сказал прямо: — Здесь не богадельня для немощных, а советская школа!
Каймакан умолк, но, не дождавшись никакой реакции, продолжал:
— Социалистическое государство принимает все меры к тому, чтоб вырастить новое поколение сильным и жизнеспособным, а вы создаете атмосферу уныния и бессилия. Вы, извините, опустились. Предположим, вам надоела жизнь, вы не в состоянии выдавить из себя ни улыбки, ни одобрительного слова, не говоря уже о какой-либо рационализации… Но, повторяю, мы находимся в советской школе! Вы не имеете права калечить детей, заражать их своим равнодушием!
Заметив Пержу, который шел куда-то с листом асбеста и большим циркулем, Каймакан поманил его к себе.
Быстрым движением мастер поправил кепку, проверил пуговицы на куртке, на вороте рубашки, после чего, — правда, не выпятив грудь и не стукнув каблуками, — все же встал по стойке «смирно».
«Вот Пержу всегда молодцом!» — подумал Каймакан, глядя на его отглаженную синюю спецовку, в левом кармане которой всегда наготове лежат метр, карандаш и гребенка.
— Кстати, как дела с водопроводом? От тебя зависит… — вспомнил Каймакан, пользуясь случаем, чтоб переменить разговор.
— Будет сделано! — бодро заверил Пержу.
— Ну, поглядим, поглядим! — сказал инженер и пошел к выходу.
Пержу несколько секунд молчал в нерешительности. Глядел на асбест и циркуль. Потом поднял глаза на Топораша. Что ему сказать? Напоролся, видно, старик на какую-то беду, споткнулся и не может подняться. Пержу опустил на пол асбестовый лист, оперся о столик и пригласил Топораша сесть.
— Ну что грызет тебя, друг? — спросил Пержу запросто, с ребяческой улыбкой. — Не повезло тебе, видно, свалилась какая-то беда, и все тебе опостылело… Так, что ли? Ни туда, ни сюда… Да посиди, нам некуда спешить…
— У меня дело есть к ребятам, Константин Ива…
— Знаешь что? Говори мне просто Костаке. Идет?
— У меня практические работы, — продолжал сопротивляться Топораш, — мне некогда болтать. Программа… Да и что ты мне скажешь? У тебя — свое, у меня — свое. Слова зря потратишь. А может, тебе Каймакан поручил?..
— Нет, нет, погоди! — сказал Пержу, крепче опираясь на стол и преграждая дорогу старику. — Успеешь со своей практикой… Так, говоришь, поручил товарищ инженер? Пусть так! Разве не он приказывает здесь?
Топораш промолчал.
— Ладно, коли ты не хочешь, я тебе сердце открою. Думаешь, у меня нет своих закавык? И я влип, может, почище тебя, старик. А мне всего тридцать… Поглядишь на меня — шутник я, балагур, а честно говоря, жилось мне по-человечески лишь пока шла война. Вот как! Тебе нравится это? Пока шла война. А теперь посиди спокойно и выслушай…
Раздался звонок. Ученики выбежали во двор.
Сразу настала тишина. Без ребят и без скрежета напильников мастерские как бы перестали быть мастерскими. Тиски казались странными металлическими челюстями, мастерки — просто железками. И лишь некоторые, попавшие в полосу солнечных лучей, напоминали формой человеческие сердца.
— Итак, — весело сказал Пержу, проверяя отвесом кладку стен, — настала пора мастерков! И будьте добры, чтоб с завтрашнего дня мне не попадались на глаза носилки. Терпеть их не могу! Они, не знаю почему, напоминают мне времена египетских пирамид. Как и лопаты и кирки… Браво, ребята! Стены без изъяна. Если и впредь так дело пойдет, скоро будет крыша…
Ребята молча, с достоинством выслушали похвалу. Стенам полагается быть ровными, вот они и ровные, ничего удивительного. И все же ребята ели глазами мастера Пержу: может, еще похвалит?
Мастер Пержу…