Луна как жерло пушки. Роман и повести

Закурив сигарету, пекарь протиснулся в самую гущу людей. На дороге между тем сгрудились несколько доверху груженных машин, подводы, запряженные быками, — все они заслоняли проезд. Прибавлялось и людей, хотя никто из толпы не собирался Что-либо предпринимать, звать, например, полицию или хотя бы расчищать дорогу транспорту.

— Куда тут, к черту, взберешься, — проговорил кто-то. — Еще убьет током.

— А машины: посмотрите только, как нагружены! — подхватил другой.

— Нагрузились — дальше некуда, — вздохнула какая-то женщина. — Теперь уже прибыли немцы, бежавшие из-под Умани. Налетели, будто вторая чума. Что хотят, то и делают: издеваются, грабят, недолго думая начнут убивать.

— Да, как будто проклятье обрушилось на город…

— Операция под Корсунь-Шевченковским, — стал объяснять какой-то человек, чей голос казался словно бы процеженным сквозь шарф, которым было повязано у него горло. — Взяли в окружение десять дивизий!

— Это все Ватутин их косит, — дыша в кулак, проговорил сухонький старичок. — Может, господь и даст…

— Где там господь — на небе, мы же пока еще тут…

— А ну подставь спину, — шутливо проговорил кто-то, — попробую добраться до этого электричества…

— Ничего, фюрер скоро получит новое оружие, тогда покажет большевикам…

Мастер, лесенку подай!
Зумбалай, зумбалай, мастер…
И полезем в божий рай,
Зумбалай, зумбалай, мастер! —

начал петь какой-то парень. Он притворялся пьяным просто для того, чтоб заглушить слова типа, вспомнившего фюрера.

Внезапно кто-то попросил у Кику прикурить, и пекарь, подняв глаза, вздрогнул: перед ним был Сыргие. В душе почему-то шевельнулся легкий испуг, смутный и необъяснимый: как бы ответственный не прочел по лицу все те колебания, которым он предавался в эту ночь. Волох, в конце концов, не может о них не догадываться.

— Не думаю, чтоб это было делом твоих рук, — еле слышно бросил Сыргие. — Тогда зачем шляться здесь в такое раннее время?

— Разве уже и на это не имею права? — Пекарю не понравился тон ответственного. — Тогда и у тебя нужно спросить: чего ты здесь ищешь? У тебя же только одно на уме: конспирация! Ради нее всех нас готов обратить хоть в леших! А сам?

— Не стоит спрашивать…

Кику посмотрел на Волоха: в серых рассветных сумерках видно было, как метались у того глаза — то вверх, где висело пурпурное полотнище, то на лица людей, то на циферблат часов — и все словно бы искали кого-то, затерянного в толпе.

— Тебе сейчас нужно стоять у печи, следить за хлебом, ты же бродишь как неприкаянный. По-видимому, что-то случилось, так вот, хотелось бы все-таки знать: почему ты оказался здесь? И сам здесь, и быков, как говорится, нет дома. Или же они… дома… и бродишь по ночам только ты?

Первым намерением Кику было поддразнить ответственного, просто так, чтоб вызвать лишние подозрения, сказать, например, что выслеживает его же, хочет поймать на горячем, поскольку он, Илие, как бывший уголовник, давным-давно завербован фашистами… Еще с той поры, когда сидели вместе в тюрьме. И помог он Сыргие бежать на свободу только с одной целью: втереться к нему в доверие… Можно было найти и другие способы задеть Волоха. Но лучше сделать это в другой раз, не сегодня, после тяжелого разговора, который был у него с Бабочкой… Внезапно он вспомнил, — чего это вдруг, он и сам не мог понять, — где жила Лилиана, и подумал, что она совсем близко отсюда… Может, как раз на это и намекал Сыргие? Какая глупость, господи! Тем более, что…

— Не беспокойся — хлеб уже давно в печи, — заверил пекарь. — Просто бессонница, не могу заснуть.

— Значит, что-то случилось?

— Случилось…

— Ну ладно… Посмотри только на этих людей, собравшихся вокруг красного знамени? — ответственный переменил тему, а заодно и тон, с каким только что обращался к пекарю. — По-моему, больше бьет в цель, чем настоящие выстрелы. Хотя относится к другому арсеналу: оружие слова!

— Арсеналу… — все еще не мог успокоиться пекарь. — Все равно что дети. Запустили бумажного змея… В тебе самом тоже что-то осталось от ребенка… Появился ни с того ни с сего… Здесь, где столько людей…

— Ты, кажется, подал стоящую мысль! — довольно проговорил Сыргие. — Большой красный змей, и на нем — лозунги… Мне кто-то рассказывал, что в гитлеровской Германии коммунисты выпустили над Берлином целую стаю журавлей с крыльями, выкрашенными красной краской… — Волох отвел пекаря в сторону. — Завтра, кажется, мы должны встретиться — так вот: я не смогу. Перенесем на послезавтра. Скажи, пожалуйста, Гаврилэ поддерживает с тобой связь?

— Нет, ни разу не выходил на встречу. Когда собиралась вся группа, тоже не пришел. И вообще отказывается от любого задания… Даже не узнает на улице, остерегается, будто мы какие тифозные.

— Вот как… — задумчиво проговорил ответственный. — Вот, значит, как…

— У человека семья, дети. Ждут еще одного. Такому только с кумовьями поддерживать отношения: крестины за крестинами. А сам, по-моему, строит из себя великого конспиратора. Хотя что ему таить, этому Гаврилэ?