Луна как жерло пушки. Роман и повести

— Понимаю. И все же его нужно немедленно отстранить, убрать. Оборвать любые связи, чтоб ничего-ничего не знал о наших делах. Если хоть одна подпольная квартира известна ему, от нее нужно срочно отказаться. Он — ловушка, которую они подставляют нам.

— Я полностью доверяю Антонюку, — твердо сказал пекарь.

— Вот как? — нетерпеливо воскликнул Волох. — Именно на твое доверие он и рассчитывает. Плюс ореол героя, каким вы окружили его. В нужное время он и представит информацию своему благодетелю Фурникэ… Как я только что сказал? — попытался припомнить он. — Их ставленник? Хлыщ? Ха-ха! Просто пугало, которым стращают дурней. Ничего более. Но откуда у тебя подозрение, что его могут арестовать? Тоже от хозяйки Лилианы? Признавайся.

— Признаюсь: от нее, — подтвердил Илие, как будто его поймали на чем-то нехорошем. Он еще хотел прибавить что-то, но Волох не дал.

— Стоп! Подожди, — поспешно, нетерпеливо проговорил он, стараясь не упустить мысль. — Прежде всего объясни мне следующее: как и где именно ты с нею разговаривал? И откуда известны этой женщине факты, которые она тебе сообщила? Значит, этой ночью, да? И ты даже думаешь, что одновременно с Лилианой взяли и этого хлыща Фурникэ? В конце концов, будем мужчинами, Илие. Ты просто ходил у нее под окном, поскольку тревожишься за нее. Ходил под окном, опасаясь, как бы невзначай не арестовали твою Бабочку…

— Да, Сыргие. После того как мы разошлись, я…

— Соскучившись, направился… Ясно! — Он приостановился, внимательно оглядывая улицу. — Какое сегодня число: четное или нет? — Он допустил неосторожность, посмотрев на часы, однако тут же спрятал руку в карман. — Дойдем до угла и там разойдемся. Ты пойдешь в одном направлении, я — в другом.

— Хорошо, — согласился Илие, словно впереди, в указанном. Волохом стороне, его ждало тяжкое наказание.

— Вот что следует сделать: каким образом ты можешь передать — еще сегодня — всех до последнего связных, с которыми находился в контакте? Можешь это устроить, пусть даже и непрямым путем, через какое-то третье лицо? Хотя бы из твоей бригады?

— Через Иона Агаке.

— Хотя нет, пока дело не прояснится, пекари не подходят.

— Понятно! Агаке, — машинально повторил Илие.

— Слышал, слышал! Он что, временно заменяет Лилиану? Нет, лучше передать их Гаврилэ. Ах да, ему тоже нельзя. С ним вообще избегай встреч. Ты не знаешь его, никогда в жизни не видел! Значит, через Агаке. И на этом твоя работа прекращается.

— Понятно. — Даже и сейчас Илие надеялся каким-то образом задобрить Волоха, хотя понимал, что шансов на это почти не было. — Почему ты так говоришь: временно, временно?

— Потому что пока ты в самом деле отстраняешься на время. Повторяю: пока. Значит, так… Старайся не видеться со мной, ни сегодня, ни завтра, ни еще когда-либо. Это во-первых. Если будет нужно, сами найдем тебя, где б ты ни был в это время. Что же касается моего жилья — забудь о его существовании. Навсегда выбрось из головы! Надеюсь, справишься с такой задачей? — И добавил, успокаивающе приподняв руку: — Очень тебя прошу, сделай это ради нашего дела. Если же чувствуешь, что не в силах справиться с собой, скажи напрямик. Тогда я сразу же переберусь в другое место.

— Ничего, ничего, все будет в порядке, — сдавленно, голосом смертельно раненного человека проговорил пекарь. — Я никогда больше не переступлю твоего порога.

— Пока мы не позовем тебя, — вновь попытался успокоить его Волох. — Потому что, кто знает, быть может, в какой-то день я прибегу к тебе в пекарню и попрошу кусок хлеба, теплого, только-только из печи. Надеюсь, не откажешь? Ну вот, — вернулся он к прежнему разговору, чуть заискивающе улыбнувшись, как будто извиняясь за неуместную шутку. — Подожди, в свое время получишь известие… посмотрим. Пока же… Пойми: они подставили тебе ловушку! Знают, конечно же знают, что ты любишь ее… Я тебе говорил когда-то: рабочему человеку, пролетарию, нельзя ходить с пятном на душе…

— Короче, пожалуйста, — недовольно прервал Кику. — Я уже и так понял, что ты потерял ко мне доверие.

— Речь идет о большем: о нашем деле. Или же хочется стать слепым орудием в руках сигуранцы, которая, в конце концов, не что иное, как гестапо?

— Я верю и в Лилиану, и в Антонюка. И не только в них, — твердо, непреклонно договорил Кику. — Тебе ж, наверно, не стоит так страдать из-за несчастных пролетариев с черными пятнами на душе. Я давно смыл его, хотя не таким уж страшным, если хочешь знать, оно было. Да, да, видишь меня перед собой? Такой есть, таким и останусь… В партии не одни ангелы — это ты у нас точно свежевыкупанный младенец. Другие заслуживают доверия не меньше, чем… Какого черта скрывать: чем ты, товарищ ответственный!

— Ты прав, я ничуть не чище других, — с полнейшей искренностью проговорил Волох. — Ничуть. Но именно поэтому должен быть тверд и непреклонен. Неужели ты не можешь понять меня, Илие?

— Насчет того, кому должна доверять партия, — возразил Кику, — будем судить по делам. По делам, товарищ ответственный!

Они подходили к перекрестку, и Волох напомнил: