Луна как жерло пушки. Роман и повести

— Да, конечно, спору нет, — перебил его Дорох, — школа должна давать продукцию, растить кадры для производства. Какие там девицы…

— Но нам тяжело приходится, у нас нет средств, и… — Каймакан замялся, — война на все наложила свой отпечаток…

— Какой там отпечаток? Война кончилась три года назад. Хватит сваливать все на войну! — возразил Дорох.

— Это так, — осторожно согласился инженер. — Но что делать с сиротами? С инвалидами? Со стариками? Не говоря уже о специфике нашего края.

— Ну вот… специфика!

Каймакан терпеливо ждал, что он скажет, но Дорох молчал.

— Вот, к примеру, ученик Рошкулец Кирилл очень близорук от рождения, — продолжал Каймакан. — Сможет ли он с этим своим недостатком освоить какое-нибудь ремесло? Сможет. Сможет делать, скажем, корзинки, рогожки… А Рошкулец занимает одни из двенадцати тисков в наших мастерских! Одну из кроватей в спальне. Парту в классе. Место и прибор в столовой… А можно ли его отчислить? Его отец был революционером-подпольщиком, погиб за общее дело. Это тоже специфика. Тяжело это, сложно, товарищ Дорох, — продолжал он. — Или взять Сидора Мазуре, завхоза. Дела свои запустил, а до поздней ночи устраивает с учениками какие-то политзанятия. Я был вынужден на днях сделать ему замечание. Между прочим, наш секретарь интересовался в райкоме и горкоме его прошлым. Пока нам не ответили ничего определенного. И все же никак нельзя просто так взять и уволить его. Человек, дескать, пострадал, говорят, сидел в тюрьме при румынах… Кто знает… Я молодой коммунист…

Каймакан ждал хоть какой-нибудь реакции, но Дорох продолжал сидеть молча, с опущенными веками.

— Далее — ученик Браздяну. Он, правда, выходец из другой социальной прослойки, но и тут специфика нашей жизни. Потому что…

— Хватит специфики! — Дорох наконец вышел из оцепенения. — Картина мне ясна. Все можно объяснить в двух словах. Специфика, о которой вы с таким жаром говорите, начинается с вас. Именно с вас, товарищ заместитель директора. Я предполагал это, еще когда шла речь о вашем утверждении на этом посту. Но я думал, что Каймакан ведь немало прожил в России, закончил советский институт. А оказывается, буржуазный либерализм и привычка разглагольствовать в кофейнях крепко въелась в вашу душу. Вот откуда начинается специфика. Оттуда тянется. Цацкаетесь с подслеповатым учеником, потому что, видите ли, его отец был бессарабским революционером! Был… Мало ли кто кем был! Вы же не «бывший», а теперешний член партии. И в Советском Союзе одна партия, а не шестнадцать, как было в Румынии. И является членом этой единственной партии только тот, кто признает, как вам известно, Устав и Программу, активно участвует в работе одной из первичных организаций… и так далее. Ясно?

— Ясно, конечно…

— Ваш завхоз соответствует этим условиям? Он получил партийный билет?

— Конечно, нет, — поспешил ответить Каймакан. — Конечно, нет. Но, видите ли, его поддерживает сам товарищ Мохов, старый член партии, которого я уважаю и у которого учусь…

— Так, — пристально посмотрел на него Дорох. — Ну и что из того, что Мохов старый коммунист, а вы молодой? — он постучал указательным пальцем по спинке дивана. — Многие были в партии. А линия осталась одна.

И кто допускал хоть малейшее отклонение… вправо или влево…

Дорох внезапно умолк, устремив взгляд куда-то в пространство, словно сам ужаснулся своим словам. Он встал с дивана и принялся нервно прохаживаться по тесному кабинету инженера.

— Хорошо, но Мохов все же директор, он решает, и я не могу идти наперекор, не имею права… — чуть слышно прошептал Каймакан.

Но Дорох не слушал его. С ним что-то произошло. Он угрожал, поучал, обличал какого-то невидимого врага, тыкал пальцем в воздух.

— Линия! — сдавленно шепнул он. — Надо охватить ее с одного взгляда! Понять… прощупать, быть начеку. Как почувствуешь что-то — вырывай с корнем! — бормотал Дорох, как одержимый.

Он поймал на себе недоумевающий взгляд Каймакана и сразу пришел в себя.

— Директор, говоришь? Старый член партии? Многие были такими… Не делай ставку на это. В конце-то концов, Мохов отжил свое. Партия нуждается в тех, у кого все впереди, а не позади. Он устарел, отстал, у него свои заскоки, старые привычки…

Дорох снова уселся на диван.

— Итак, для проведения линии…

— Так я ведь не могу. София Василиу, не я, секретарь парторганизации… — попробовал возразить Каймакан. Дорох отмахнулся:

— Брось! Собирать членские взносы, организовывать семинары, лекции — это дело не трудное. Но оставить линию на усмотрение бог весть кого… Я поговорю об этом в райкоме. До тех пор ты должен взять руководство в свои руки. Прими все необходимые меры и отвечай за них. Подбери себе актив и ориентируйся на месте.

— Но я… у меня нет опыта, товарищ Дорох, — растерялся Каймакан и прибег к своему старому доводу. — Я… всего лишь простой инженер.