Луна, луна, скройся!

Я сдерживаю желание ударить кузена по лбу ложкой. После обеда заказываю срочную установку нового замка. Как будто это правда что-то изменит. Я больше чем уверена, что через неделю снова обнаружу вампира на своей кухне. Наверное, это мне тоже бы не нравилось. Если бы каждый раз, как Батори целует меня в лоб, я не понимала бы — хотя и не веря, но чувствуя всем нутром, всеми инстинктами — когда он рядом, я по-настоящему в безопасности.

В следующую субботу Батори просто звонит в дверь. Уверена, он нарочно это делает в девять утра — для меня несусветная рань.

— Я принёс вам себя, — сообщает он, едва переступив порог. — В жертву. Вы любите яичницу с кровянкой?

В руке у него полотняная хозяйственная сумка, резко контрастирующая с дорогим плащом и зеркального блеска туфлями. В сумке — Батори открывает её, мимоходом демонстрируя содержимое — дюжина яиц в картонной коробке, стеклянная баночка, набитая белёсыми желатиновыми капсулами вроде той, что я использовала против Густава в Кутной Г оре, и диск.

— Ложитесь, вас ноги не держат, — будто не он сам выбрал именно такое время суток, когда я тварь ползучая, а не пташка порхающая. — Я сейчас принесу вам кофе.

— И Кристо тоже.

— Как скажете.

Парнишка, конечно, тоже проснулся — лежит, уставясь куда-то в сторону пальцев ног, торчащих из-под слишком короткого для него пледа. Заслышав мои вялые шаги, поднимает веки, взглядывает на меня, и я понимаю, что очень неавторитетно сейчас выгляжу: лохматая, бледная, в трикотажной пижамке. Хотя какая уже разница: он меня видел и в занавеске из ванной, и без сознания. Куда уж там моему авторитету падать…

— Доброе утро, — бормочу я, бредя мимо. Это привычка. Дома у нас всегда говорили: доброе утро, добрый вечер, до свиданья, спасибо, пожалуйста.

Кристо моргает. Должно быть, это значит: «доброе». От бледности он кажется зеленоватым, тёмными линиями выделяются венки на висках.

Я валюсь на кровать и глубже, сквозь неё — обратно в сон. Мне сладко, тепло, я зависаю в нигде. Это длится целую вечность, которую обрывает прикосновение ладони к моему затылку:

— Лили…

Почему ему бы просто не оставить чашку на тумбочке и деться куда-нибудь? Я с приглушённым стоном переваливаюсь на спину и заставляю себя разлепить веки.

— Знаете, за что я вас люблю?

— За нежную синеву моего лица по утрам?

— Нет. За новый опыт. За море нового опыта. Раньше, например, я никогда не приносил кофе в постель мужчине.

Мне требуется время, что сообразить, что Батори говорит о Кристо — кузен не очень-то вписывается в мой личный ассоциативный ряд на слово «мужчина».

— Помочь вам сесть? — предлагает вампир.

— Я сама! — на мой взгляд, он дотрагивается до меня и так слишком часто. Я делаю усилие и усаживаюсь, почти упираясь грудью в сильно согнутые и поднятые колени. Иначе мне просто не удержать равновесия. — Дайте, пожалуйста, мой кофе.

— Вы не уроните чашку?

— Пять лет не роняла, авось и на шестой год удержу, — хмуро отзываюсь я.

Чашка пляшет в моих дрожащих руках, и мне приходится проявлять чудеса концентрации, чтобы донести её до губ и не облиться.

— Я оставил на кухне на столе капсулы и диск. И яичницу в тарелках. На диске — досье на всех членов моей семьи и двух дружественных нам родов. Прошу вас запомнить наизусть их лица и имена.

— Это зачем?

— Скоро это станет вопросом безопасности. Стоит подготовиться заранее.

— Если мы подбираемся к большой драке, может быть, просто договориться об опознавательном знаке?

— Любой опознавательный знак нетрудно скопировать. Мой способ надёжнее. Там же, на диске, файл с нужной вам для охоты информацией. Имя, фотография, адрес. А сейчас мне надо идти. Лили…

— У?

— Не ершитесь. Я вас даже каждый раз боюсь оставлять. Вроде расстаёмся друзьями, а возвращаюсь я всегда словно к чужому человеку. Как будто за время разлуки успеваем поссориться.

— Разве? А в Сегеде? В парке? — чуть обиженно возражаю я.

— Ну, вот и давайте всегда встречаться, как там.

— Так рано утром мне как там трудно.

— Ну, извините. У меня действительно дела, мне надо бежать.

Я не отвечаю, и он просто встаёт и уходит. Только тут я понимаю, что дверь в спальню всё время была закрыта. А ещё дворянин! Ладно, будем надеяться, что Кристо достанет ума не напридумывать чёрт знает что. Неглупый вроде парнишка.

Я обнаруживаю кузена уже на кухне, очень внимательно разглядывающим глазунью в своей тарелке. При моём появлении он на миг поднимает взгляд и тут же снова концентрируется на яичнице.

— Сама она в рот точно не влетит, — хмуро шучу я. — Вилкой работай.

Но Кристо безмолвно ждёт, пока я сяду перед второй тарелкой, и только тогда начинает есть. Мне чудится упрёк: мол, не умеешь по-цыгански себя вести. Простых вещей не знаешь. Поперёд старшего еду не хватать, в спальне с мужиками не закрываться. Я-то ничего не скажу — что добрые цыгане скажут?

А ничего не скажут, отвечаю я так же безмолвно. Не узнают. Ведь не узнают?

Кажется, он соглашается.